Естественно, что приветствуют доблестное воинство калушские жители. Потому и текст на одной стороне листовки по-украински, на оборотной — по-русски. Несколько фраз — сердечные поздравления и пожелания, надежда на нерушимую дружбу между калушцами и солдатами.
Спустя много лет в папочках, где ветераны хранят особенно дорогие им документы, я видел и этот листок грубой сероватой бумаги с украинским и русским текстом.
Он-то и возмутил полковника Гусева, начальника политического отдела дивизии. Полковник отнюдь не солдафон, но сдержан, сух и аскетичен. Когда ординарец принес ему где-то раздобытый кусок хрома на сапоги, то был выгнан из хаты.
Мне это понравилось, нравилось, что он избегает ездить на машине или лошади. Предпочитает пешком.
Однажды случилось нам на марше ночью брести рядом, и не расположенный к излияниям полковник в темноте вдруг рассказал мне, какая у него прекрасная жена — честна и бескорыстна. Если бы он, подобно кое-кому, прислал ей посылку с трофейным барахлом, она бы подала на развод.
Видимо, полковник почувствовал во мне благодарного слушателя. Однако больше никогда не говорил по душам. Зато охотно давал нагоняи. Не всегда безосновательно.
Но грозный разнос за «политически вредную листовку» находился за пределами доступного нашему с Прокопом Степановичем понимания.
Попытаюсь вкратце изложить его обвинительную речь.
Глубоко неверно утверждать, будто мы освободили Прикарпатье, Станиславскую и другие заподноукраинские области. Мы освободили советскую территорию. Делить ее по национальному признаку можно только по недомыслию.
Злополучная листовка вольно или невольно заигрывала с местным населением. Заигрывать же с ним ни в коем случае не следует. Тут и без того сильны националистические пережитки, орудуют банды современных петлюровцев, убивают наших людей. Война здесь еще не кончилась, неизвестно, когда кончится, предстоят жертвы и жертвы.
Любая мягкотелость поощряет петлюровско-бандеровских разбойников. Убедительна для них только сила. (В этом месте он погрозил кулаком — то ли нам, то ли бандеровцам.)
Еще одно подтверждение политического недомыслия — перевод русского текста на украинский язык. С какой такой стати? В Советском Союзе есть один главный государственный язык. Советская Армия — армия государства, говорящего по-русски. Стоит отойти от этого принципа, и неумолимо возникнут самые нежелательные последствия.
Он, полковник Гусев, ненавидит, презирает великодержавный шовинизм. В национальных делах нужна величайшая осмотрительность. Но и принципальность нужна. Россия — историческое ядро Советского Союза, русский язык — цементирующее начало. Из этого надлежит исходить.
Полковник из командиров, до которых доводили (так это именуется) приказ № 0078/42 от 22 июня 1944 года о депортации украинцев? Исключено. Приказ был известен узкому кругу лиц. О том, почему он остался голубой мечтой авторов, сказал Н. Хрущев на XX съезде КПСС 25 февраля 1956 года: «Украинцы избежали этой участи потому, что их слишком много и некуда было выслать. А то бы и их выселили».
Дорогого стоит реакция делегатов съезда: «Смех, оживление в зале». Хохлам повезло...
Мы с Прокопом Степановичем не оправдывались, так и не уразумев своей вины. Но не возражали, вопросов не задавали. Начальство изольет гнев и утихомирится.
Зловеще звучало предупреждение — война в Западной Украине не завершена. Если так, сколько еще крови здесь прольется?
Честно говоря, меня насторожило и другое обстоятельство: демобилизация грозит затянуться.
Мощный Прикарпатский военный округ — в него вошла и наша дивизия, вошла 38-я армия — предназначался прежде всего для борьбы с УПА, поддерживающим ее населением.
Когда на исходе 1991 года Советский Союз рухнет и Украина начнет сбретать государственную независимость, она, не мешкая, заявит о своих претензиях на Прикарпатский, Одесский и Киевский округа.
Ничего сколько-нибудь близкого нам не приходило на ум, когда мы с Прокопом Степановичем, приняв стойку «смирно», выслушивали гневные рассуждения полковника, уверенного в своей дальновидности, политической проницательности.
А в чем мы, умники, были уверены? Почему в собственной бездумности видели едва ли не доблесть? Потому лишь, что научились пропускать мимо ушей начальские назидания? Великой мудрости и особого мужества для этого не надобно.
На улице Прокоп Степанович длинно и непечатно высказался относительно полковника и его монолога. Я кивнул в знак полного согласия.