Но надежда опасна, если рушится снова и снова. И самые сильные могут отчаяться. Он предпочел отогнать даже ее тень и вернуться к прежним размышлениям. Теперь Малфой знал, что с ним не так.
И к этому он, определенно, оказался не готов.
Глава 20. Никогда не сдавайся
— Гермиона, — окликнула ее Джинни в общей гостиной, — ты все выходные за книгами просидишь? — она подошла к столу в самом углу комнаты.
— Возможно, — Грейнджер перелистнула страницу. — Я немного отстала. Не ждите меня, погуляйте втроем. День просто чудесный!
— Отстала? Это что-то новенькое. Думаешь, я ослепла? — Джиневра стала перекладывать талмуд за талмудом, из стопки в стопку: — «Выдающиеся алхимики всех времен», «Алхимия и ее тайны», «Редкие проклятья», мемуары Фламеля и так далее, и так далее... Здесь, наверное, половина библиотеки! Ты занялась еще и алхимией, Гермиона? Ее нет в учебной программе.
— А я любознательная!
— Ну-ну... И как ты всё это запоминаешь?
— Не знаю, просто само как-то выходит. Извини, Джинни, я очень занята.
— Не переутомись, прошу тебя. Если передумаешь, мы будем в «Трех метлах». Пока!
— Пока. Развлекайтесь...
— Ты тоже! — раздалось уже в дверях.
Грейнджер достала спрятанный под столом кусок бумаги. Вот уже целый час, по памяти, она старалась воспроизвести текст из пергамента. Понимание того, что она что-то пропустила, не заметила или просто забыла, было почти осязаемым. Сомнений в подлинности документа — никаких. Малфои не могли не проверить столь важную деталь, ведь от этого зависело слишком многое. Слишком!.. Поэтому, руну за руной, Гермиона пыталась повторить надпись, виденную неделю назад: неровные строки из сложного переплетения черточек и знаков. И поэтому нещадно изводила собственную память, пока не дошла до последнего символа, смазанного в оригинале, но, как печать, четко отложившегося в голове.
Всё, что Грейнджер смогла узнать о проклятьях и алхимических ядах, огромной беспорядочной массой заполнило разум. И теперь предстояло проанализировать сведения и сделать важные выводы. Проклятье, действительно, мог снять лишь волшебник, наложивший его. По меньшей мере, только он знал способ избавления в тех редких случаях, когда таковой был предусмотрен. С ядами дело обстояло ничуть не лучше: сильные и медленные, способные затихать, прятаться, хитрить, бояться и сопротивляться, почти как человек, лишь бы добиться того, для чего были созданы. Как только они набирали силу, бороться с ними, как и с последствиями, становилось сложно. Их было трудно нейтрализовать одним противоядием, к тому же, как и их воздействие, выведение яда могло длиться годами. В любом случае, только Кларисс знала о его свойствах до конца. Женщиной она слыла необыкновенно умной, талантливой и страшной аккуратисткой, вплоть до невроза. Николас Фламель утверждал, что иногда она сводила его с ума.
Временами Гермиона впадала в отчаяние. Два дня бесконечных поисков утомили ее. Стало очевидно, что Люциус отчасти прав: Драко по-прежнему угрожала опасность, но вот понять, почему предкам Малфоя не удалось избавиться от нее до конца, у Гермионы не получалось. Любовь женщины, как самая сильная магия на земле, служила неким щитом, но не избавляла от яда полностью, ведь сыновья проклятого рода так и оставались носителями страшного дара — волшебной крови. Ее владельцы находились под вечной угрозой.
Уставшая от головоломок, Гермиона добралась до постели в надежде, что, возможно, завтра всё станет менее запутанным.
* * *
Профессор Аберфорт Дамблдор, заложив руки за спину, с серьезным видом расхаживал по пьедесталу для магических дуэлей.
— Хочу напомнить студентам, а особенно факультету Слизерин, о строгом соблюдении правил. Я позвал вас сюда не случайно. Как неслучайным было и то, что я просил повторить Окклюменцию, мы изучали ее на прошлой неделе. Сегодня нам предстоит отработать теорию на практике. Поскольку вы неопытные студенты, уверяю, проникнуть в глубокие тайны своего оппонента у вас не получится, на это уходят годы тренировок. Вам будут доступны лишь свежие, весьма поверхностные события, а не то, что волшебник тщательно хочет скрыть. Принуждать не намерен, но если будут добровольцы, это станет весьма познавательным для обоих. При попытке придать огласке увиденное специально для факультета Слизерин заявляю, что сам позабочусь о том, чтоб вытащить из вашего мозга самые страшные секреты. Это понятно?
— Да, профессор Дамблдор, — сказали все хором.
— Так, добровольцы есть?
Наступила полная тишина.
— Тогда я выберу сам. Мистер Малфой, в вашем роду способность к окклюменции была когда-то небезызвестной. Поднимитесь на подиум и продемонстрируйте сокурсникам хоть часть былой славы. Кто хочет присоединиться?
Драко вполне уверенно поднялся на площадку для дуэлей. Сегодня палочка хорошо слушалась, и это успокаивало. Да и окклюменция не то, чего стоит бояться: тетка вдолбила азы кровью.
Рон уже собирался сделать шаг вперед, как Гермиона, почти инстинктивно, опередила друга и выпалила:
— Я, профессор.
Астория, если б увидела, позеленела бы от злости.
— Мисс Грейнджер? — словно не веря своим глазам, поинтересовался Дамблдор. — Прекрасно! Вы-то, скорее всего, ничего нового не узнаете.
— Но… — попытался возразить Драко.
— В чем дело, мистер Малфой?
— Но это же… Грейнджер! — окклюменция и эмоции плохо совместимы.