Вдруг дверь комнаты Лавровой отворилась, и на пороге возник лунный мальчик. Он забрался к ней под одеяло и попросил:
— Расскажи мне что-нибудь. Я заснуть не могу.
— Что? — рассмеялась Лаврова и притянула его к себе. Он вкусно пах маленьким человеческим детенышем.
— Что хочешь.
— Тогда я расскажу тебе сказку, как прекрасный юноша влюбился в Ослиную Шкуру.
— Он что, больной? — удивился ребенок.
— Нет. Ослиная Шкура оказалась самой красивой в мире красавицей. Ее нужно было только поцеловать один разочек.
— Ясно, — сообразил понятливый ребенок. — Как ящерица под дождем.
Никита заснул, Лавровой не спалось. Она пошла искать Минотавра. В спальне его не было, не было и в кабинете. Она спустилась на первый этаж. Из кухни лился свет. У стола спиной к двери сидел Минотавр. Перед ним стояли ополовиненная бутылка виски и стакан.
— Зачем ты ему это сказал?
— Чтобы он понял, что такое смерть, — после паузы произнес он.
— Маленький мальчик?!
Минотавр не ответил.
— Что с его матерью? Где она?
— Умерла. — Минотавр смотрел мимо Лавровой.
— Потому он так расстроился?
— Нет. Она умерла давно. Он ее не помнит. Он о ней даже не думает. О ней давно все забыли, будто ее и не было.
Не сын, а сам Минотавр казался покинутым и никому не нужным. У Лавровой что-то порвалось внутри, и в груди стало тепло. Она подошла и обняла его. Он поднял на нее глаза.
— Она умерла, а ты жива, — сказал он так буднично, что Лаврова не сразу его поняла.
Лавровой позвонила ее подруга. Они не виделись более месяца.
— От меня ушел муж. К другой, — спокойно сказала она.
— С ума сошел? — Лаврова от неожиданности потеряла дар нормально выражаться.
— Не знаю, — ответила подруга.
Лаврова мало знала ее мужа. На старых семейных фотографиях он выглядел мужественным и подтянутым гвардейским офицером. От его улыбки хотелось улыбаться всему миру. Он женился на самой красивой девушке, похожей на Мирей Матье. Ее фотография была у каждого солдата срочной службы. Она могла выйти замуж за любого, а выбрала его. У них был единственный, любимый десятилетний сын. Счастливая семья. Время сыграло злую шутку, и она рассыпалась как карточный домик.
— Кто она? — Лаврова представила длинноногую, юную девушку с невинными ореховыми глазами.
— Не знаю. Не хочу ничего знать. Никаких подробностей.
У Лавровой не укладывалось в голове, что красавицу подругу оставил муж ради женщины, которую никто не знал. Что в ней могло быть такого?
Подруга Лавровой замолчала. Ее молчание было красноречивей всяких слов.
— Хочешь, я к тебе приду?
— Не надо, — ее подруга плакала — Мне нужно побыть одной.
Она была очарована и раздавлена своей первой любовью.
Лавровой нравился дом Минотавра. Он совсем не походил на соседние дома нуворишей, напоминающие замки с нелепыми башнями. Дом был выстроен в колониальном стиле: с белыми стенами, украшенными ажурными балконами и решетками из литого чугуна. На стороне дома, обращенной к горам, находились прохладная, тенистая арочная терраса на первом этаже и галерея на втором. Террасу обвивал пышно разросшийся виноград, к перилам галереи были прикручены ящики, из которых свисали красные, сиреневые, желтые, голубые махровые граммофоны вьющегося табака. Они одуряюще пахли вечером, а ночью их вызывающий аромат возбуждал и манил, отчего начинало тревожно и сладко биться сердце.
За деревьями никто не ухаживал, они росли, как им заблагорассудится, уносясь ввысь или широко распустив свои кроны. Под платанами всегда было темно, на влажной земле, среди мха и папиросно-желтых подсвечников водосбора, толпились белыми горками грибы, неподалеку покачивал головками первоцвет. Одичавшие жасмин и миндаль нависали над дорожками сада, их приходилось раздвигать руками. Трава в саду была выше колена, ее никто не подстригал. Среди овсюга, чертополохов и репейников виднелись календула, мелисса, расползался розовоцветный вьюн. В сорняках, отчаянно стремясь выжить, тянулись к солнцу готические купола люпина и живокости, пышные воланы бархатцев, зонтики турецкой гвоздики и диклитра, носящая в народе название «разбитое сердце». У изгороди росла штамбовая роза, ее заглушали заросли персидской сирени и желтой акации. В саду водились ежи, они выходили на прогулки ночью, цокая коготками по кирпично-красным шишковатым плитам террасы.
Через сад протекал широкий ручей, отвод горной речки, образуя в центре пруд, в нем полоскали седые пряди печальные, усталые ивы. По ночам у пруда собирались оливково-серые жабы, курлыча унылые песни под аккомпанемент невидимых сверчков. При приближении человека жабы прыгали в черную воду, тогда зыбкое отражение луны разлеталось ртутными брызгами.