— В прошлом году я жабу убил, — сказал Никита.
— Зачем?
— Хотел посмотреть, что внутри.
— И что оказалось?
— Кишки, — разочарованно вздохнул мальчик.
Лаврова вспомнила, как в детстве она разрезала бутылочным стеклом узкое коричневое тельце живой гадюки. Лавровой тоже нужно было узнать, что у нее внутри.
— Не расстраивайся. Я похоронил ее с жабьими почестями. С улитками и кузнечиками.
Лаврова ночевала у Минотавра, он задерживался и попросил ее остаться. Лаврова с Никитой сидели на террасе, облокотившись о перила. Парило, как часто бывает перед грозой. Солнце, скрываясь за краями свинцовых туч, просвечивало сквозь них огнем страшных, дымных пожарищ.
Лаврова вспоминала прочитанные ею книги. Она рассказывала о древних империях, которые создавались огнем и мечом и рушились от огня и меча, когда приходило назначенное время. Об исчезнувших, канувших в небытие народах, смешавшихся кровью с завоевателями. О смуглых ассирийцах с длинными, черными, завитыми бородами, золотоволосых, голубоглазых эллинах, загадочных ариях, изнеженных римлянах, воинственных монголах с миндалевидными глазами, кровожадных, краснокожих ацтеках и диких галлах.
Зачарованный мальчик широко распахнутыми глазами смотрел в дали дальние.
— И сказал великий мудрец, что государство есть нечто дикое, — по-восточному, нараспев говорила Лаврова, — и укротить этого зверя может только кнут справедливости. Иначе вырвется на волю всепожирающий демон всевластия, и восстанут инакомыслящие. И пойдет тогда человек против человека, и прольется кровь невиданная, и исчезнет народ в дыму пожарищ и омуте времени.
— Ты же говорила, что думать не как все хорошо, — вдруг перебил ее Никита.
Лаврова запнулась. Никита ждал ответа.
— Вообще-то быть инакомыслящим, плохим или хорошим, неблагодарное и трудное дело. Любой мятеж — это сжигание целых миров в святом костре.
Лаврова перефразировала Шевчука. Она никак не могла объяснить маленькому мальчику, что имеет в виду.
— Понял?
— Нет, — искренне признался Никита.
— Ладно. Мысли бывают разные, со знаком плюс и со знаком минус. Если задумал недоброе, жди несчастья, доброе — счастья.
— Так бы сразу и сказала.
— А про кнут справедливости понял?
— Нет.
Лаврова рассмеялась.
— Это значит, законы должны составляться так, чтобы все было по-честному. Полезно для государства и справедливо для всех людей.
— Я так и подумал. Только тебе не сказал.
Лаврова опять рассмеялась, Никита обиделся. Она чмокнула его в нос, он отвернулся.
— Я этого не люблю. Я же говорил.
— Правда, на самом деле мудрец сказал, что справедливо для всех не бывает. Бывает справедливое зло или несправедливое добро. Для кого как. — Она почему-то вспомнила Костю. — Милосердие важнее справедливости, но быть жертвой милосердия противно.
— Ты меня совсем запутала, — обиженно буркнул несчастный ребенок.
— Жизнь — сложная штука, — подняв палец, объявила Лаврова — Ее с наскока не понять.
Из тьмы возник Минотавр в сполохах молний и вихрях пыльного, воющего ветра.
— Вы что в темноте сидите? — спросил он и зажег на террасе матовые фонари в чугунной оправе. Сразу стало уютно.
— О жизни говорим, — как старичок вздохнул Никита.
— Пошли в дом. Ужинать будем, — скомандовал Минотавр. — Сейчас дождь польет.
Лаврова и Никита двинулись за Минотавром, как крысы за дудочкой крысолова.
В окна бился ливень, струи дождя водопадом стекали по стеклу. Прямо над домом громыхала колесница Ильи-пророка.
— Расскажи мне сказку под грозу, — потребовал завернутый в одеяло ребенок. — Чтобы страшно было.
— Очень?
— Очень.
— Ну, тогда слушай самую страшную сказку всех времен и народов.
И Лаврова рассказала историю Красной Шапочки на разные голоса. Ребенок хохотал так, что явился Минотавр.
— Чем вы тут занимаетесь? — спросил он.
— Я теперь не усну, — пожаловался отцу Никита. — Мне Наташа сказку страшную рассказала. У меня от этой сказки даже щеки болят.
— Балбесы, — констатировал Минотавр.
Глава 13
Лаврова с Ильиничной искали Князеву подарок на день рожденья. Сумма была никакая, не большая и не маленькая. Из бюджета мало платили. Они обошли все магазины, у них уже отваливались ноги.