Улыбнувшись, Гулд продолжил:
«Ага! Я уже вижу в ваших глазах азарт золотоискателя! Вы умираете от желания добавить новый ключик к этой связке, не так ли? Это по-человечески понятно и не исключено: в “Утренних холодах” скрыто так много, что каждый может, вообразив себя старателем, решить, что достаточно просеять книгу через решето, чтобы добыть самородок. Что ж, я дам вам почитать мой экземпляр. Как знать? Быть может, вам повезет! Но осторожней, не уподобляйтесь иным читателям Эркюля, тем, что, одержимые идеей получить именной ключ (а каждому вновь открытому дают имя первооткрывателя), начинают мудрить и выдумывают алгоритмы, которые якобы помогут им проникнуть в глубинные пласты романа. Некоторые и вовсе ударяются в шарлатанство: вместо поисков ключа, который откроет очередное подкнижье, они сочиняют это подкнижье сами (все на свете истории можно написать, исходя из “Утренних холодов” — знай переставляй буквы), а потом выводят соответствующий ключ, уверяя, что он дан Эркюлем».
Я продолжал машинально вчитываться в первые страницы «Утренних холодов», невольно ища какой-то ключ, — эта книга уже затянула меня, как китайская головоломка, — но тут мой друг мягко взял ее у меня из рук и поставил на полку.
«По зрелом размышлении, — сказал он, — давать ее вам почитать — плохая идея. Вы рискуете кончить, как я, как все мы, читатели Эркюля. С тех пор как я открыл для себя “Утренние холода”, читая что бы то ни было, неизменно спрашиваю себя, не спрятал ли автор подкнижье в своей книге, нет ли в ней подполов и подземелий и не надо ли мне копнуть поглубже. В поисках подкнижий я больше не читаю: я исследую, прощупываю, копаю вдоль и поперек, проклиная Эркюля, который не дает мне просто прочесть историю».
ДЕСЯТЬ ГОРОДОВ (IV)
Курмоск, в России
В городе Курмоске есть квартал под названием Горад, жители которого покинули его без видимой причины в конце 1940-х годов. Не сговариваясь, все они перебрались в пригороды, а на их месте так никто и не поселился. Цена на землю резко упала; опустевшие квартиры заняли бомжи. В несколько месяцев Горад стал кварталом темных делишек, потасовок и проституции. Дома без присмотра быстро обветшали. Отключили электричество, потом газ и воду. Мусорщики не решались больше соваться в опасную зону; по грязным улицам стало не пройти от нечистот и крыс. Следом забастовали пожарные, и много домов сгорело. Полицейские же лишь изредка робко заглядывали в Горад, да и то не выходя из машин.
К 1970 году в Курмоске и вовсе не осталось никого, кто бывал бы в Гораде: весь квартал стал чем-то вроде кладбища посреди города, этакой по man’s land[5], которая со временем росла и ширилась.
С 1972 года жители окрестных улиц стали жаловаться на близость нехорошего квартала, недовольные соседством с этим адом. Вскоре они тоже перебрались в дальние пригороды. Как и можно было ожидать, никто не захотел поселиться в опустевших домах, и еще одно кольцо вокруг Горада поглотила черная дыра. Шли годы, эпидемия распространялась волнами, затрагивая все более удаленные от центра кварталы. Пока хоть кто-то проживал ближе их к Гораду, курмосчане были довольны; но стоило им после очередной волны переселения стать ближайшими соседями зоны, как они находили свое положение невыносимым и немедленно съезжали.
Сегодня, в 2012 году, Горад представляет собой гигантский комплекс из нескольких тысяч домов, населенный маргиналами, которых, по утверждению некоторых экспертов, более ста тысяч. Горад продолжает неуклонно расти вширь, подобно пустыне. Данные географов говорят сами за себя:
— в 1967-м Горад занимал 455 квадратных метров;
— 1977 — 1260 квадратных метров;
— 1989 — 3445 квадратных метров;
— 1998 — 8334 квадратных метров;
— на сегодняшний день — 20 706 квадратных метров.
Одновременно разрослись пригороды: по мере расширения центра все больше жителей селилось вдали от него. Выросли, как грибы, огромные жилые кварталы; город поглощает поля, словно туча саранчи. С послевоенных лет, при неизменной численности населения, площадь Курмоска стала больше в сто раз.
Уроженец города писатель Виктор Тесла недавно написал такие строки: «Я живу на улице Мослева, где и родился, но очень скоро я ее покину — как и все наши соседи. Я хотел бы остаться, заклясть злые чары, что заставляют людей бежать все дальше в пригороды, обрекая себя на своего рода внутреннее изгнание. Что произойдет, после того как я уеду? Квартал Горад будет продолжать распространяться по Курмоску и однажды поглотит и мой новый дом. Хватит ли у меня духу снова переехать? И сколько раз я должен буду уносить ноги? Быть может, придется уехать совсем, в Москву, Волгоград, Новосибирск. Жителям стоило бы об этом задуматься. Прежде чем навсегда покинуть эти места, мы построим вокруг Горада высокую бетонную стену, чтобы не дать мертвому городу разрастаться, — как саркофаг над чернобыльским реактором. Иначе заразу не остановить: Горад будет расти, и Курмоск вместе с ним. Придется строить все новые жилые пригороды, еще и еще. А потом однажды Курмоск соприкоснется с соседними городами и поглотит их; через несколько столетий он захватит всю Россию, а затем и Европу. Кончится тем, что человечество окажется вытесненным на узкую периферию вокруг Горада. Все будет поглощено, переварено, уничтожено этой раковой опухолью. Выжившим, если таковые останутся, придется перебраться на другую планету, молясь, чтобы щупальца Курмоска не дотянулись до них и за пределами Земли».