«Старшая Мать», как почтительно назвал ее старый пастух, видимо, обладала добрым сердцем. Выслушав его рассказ о встрече с детьми, она повела неожиданных гостей к разложенному у дома костру, усадила их в общий круг с другими ребятишками и, ласково кивнув, поспешила вернуться к стаду.
— Ну, кажется, мы устроимся здесь неплохо, — с облегчением сказал Валерик. — А ты еще сердилась на меня, Кюльжан!
Но девочка не ответила. Ее внимание привлекли подвешенные над огнем глиняные горшки в форме круглых котлов, в которых булькало какоето варево.
— Почему стенки котлов в каких-то ямочках? — недоумевала она. — Для красоты, что ли?
Тут и мальчики обратили внимание на то, что бока котлов были сплошь покрыты округлыми ямочками, так что напоминали собой медовые соты. Девочка, чуть постарше Васи, мешавшая в этот момент длинной деревянной ложкой варево, засмеялась.
— Какие глупые, — сказала она куда-то в сторону. — Разве они не знают, что в таком горшке зерна варятся скорее?
— Ага! — сказал Вася обидчиво, обращаясь к Кюльжан. — Конечно, от ямочек стенки горшка делаются тоньше, и вода закипает быстрее. А если бы эта девочка пришла к нам в гости, ей было бы еще труднее понять, как устроены наши вещи, но я бы над ней не смеялся.
Маленькая повариха вспыхнула и стала сосредоточенно рассматривать свои босые ножки.
Но внимание Кюльжан было уже обращено в другую сторону.
— Посмотри, Вася, — сказала она. — Здесь коров доят мужчины.
Действительно, кроме Старшей Матери ни одна из женщин даже не подошла к стаду, находившемуся уже в загоне.
В это время пастухи, спутав мочальными веревками задние ноги коров, торопливо доили их. С другой стороны коров еще торопливее сосали подбежавшие к ним телята. Некоторые животные яростно сопротивлялись дойке. То одна, то другая корова, порвав путы, выбивала ногой из рук доильщика глиняную чашу, и добытое с трудом молоко выливалось на землю.
— Да! Доение здесь - нелегкая работа, — вздохнул Вася. — Женщине не справиться с таким диким животным.
— И доят здесь по старинке, — вздохнула Кюльжан. — Еще моя бабушка так доила: с одной стороны она, с другой теленок.
Было уже совсем темно, когда доение закончилось. Все принесенное молоко было сразу вылито в варево, снятое с огня. Теперь к костру подошли и взрослые. Старшая Мать, вооружившись большим деревянным ковшом, черпала из котлов и наливала в глиняные чашки кашу из зерен ячменя. Другие женщины принимали чашки и ставили их перед мужчинами и детьми.
— Какая большая у них семья, — шепнул Валерик. — Целый колхоз, или, в крайнем случае, бригада.
Ужин начался. К каждой чашке полагалась одна деревянная ложка, которой ели по очереди шесть-восемь человек.
Когда вся каша была съедена, одна из женщин собрала посуду и направилась с ней к протекавшему ручью. Кюльжан поспешно вскочила на ноги.
— Я помогу ей мыть чашки, — сказала она в ответ на вопросительный взгляд Васи. — Я так соскучилась сидеть без дела!
И, сорвав на ходу пучок травы, девочка поспешила за ушедшей.
— Да, — сказал Вася. — Нам тоже надо браться за какую-нибудь работу. Не можем мы тут сидеть дармоедами!
— Утро вечера мудренее, — ответил, позевывая, Валерик. — Если здесь живут, как в колхозе, кто-нибудь должен распределять и работу. Завтра спросим у этой Старшей Матери, что нам делать.
Светили звезды, и яркая полная луна плыла сквозь легкие облачка. Ее лучи красиво серебрили мокрые от росы листья деревьев. Уже почти все жители скрылись в доме, когда к мальчикам вернулась Кюльжан.
— Ну, вот мы и устроились с ночлегом, — сказала она. — Тетя, которой я помогала мыть посуду, сказала, что мы будем ночевать с нею, у нее есть свободное место. Вчера она выгнала отца своих детей.
— Почему это выгнала? Так не бывает.
— Нет, бывает, — возразила Кюльжан. — Тетя сказала, что он плохой охотник и стадо пасти не хочет, все время спит. Она оставит детям лепешку, а он отнимет и сам съест.
Женщина в это время отнесла посуду и вернулась за детьми. Сперва она забрала своих: одного на руки, другого — взяв за ручонку, потом кивнула головой нашим путешественникам, предлагая следовать за нею. Один за другим они переступили порог Большого Дома. Виновато поджав хвост, с ними шмыгнул и Дозор.
В полной темноте, держась друг друга, дети шли гуськом за женщиной. Она привела их в маленькую каморку с крошечным отверстием вместо окна. Дети почувствовали, что ступают по мягкой шкуре.
— Здесь будете спать, — сказала коротко уставшая за день женщина.
Опустившись на шкуру, Вася пошарил вокруг руками и обнаружил твердый валик из скатанной шерсти для изголовья. Примерился на нем — удобно ли будет? И мгновенно уснул.
Мальчик проснулся, почувствовав, что кто-то грубо и настойчиво тащит его за ноги. Он услышал тихое рычание Дозора и окончательно пришел в себя.
Было еще очень рано. В отверстие, заменявшее окно, вместе со свежей струей утреннего воздуха лился голубоватый рассвет. В дверях, вернее, на фоне шкуры, отгораживавшей каморку, стоял высокий, но какой-то нескладный мужчина с рыжеватой всклокоченной шевелюрой, в меховых штанах, торчавших клочьями. Это он тащил Васю за ноги из помещения. При этом он прыгал на одной ноге, отбиваясь другой от наседавшего Дозора. Все это показалось мальчику не столько страшным, сколько смешным.