Ну, подряд всё писать - ты же знаешь - я не могу. Я не писатель. Даже больше - я по письму переэкзаменовщик. Решил я коротенько записывать только факты - хорошие и плохие. Провёл я в тетради посредине линию, разделил таким образом лист на две половины - левую и правую. В левой сверху написал "Приключения" (это для меня, ты же знаешь, что ради этого я и на остров высадился, без приключений моя жизнь - не жизнь, особенно на острове). В правой половине написал вверху "Неприятности" (что ж поделаешь, и без них не обойдёшься).
Долго я думал, долго грыз карандаш и наконец написал. Вот что у меня получилось:
Приключения
1. Наловил рыбы и съел.
Неприятности
1. Обжёгся на солнце.
2. Загнал под ноготь занозу.
3. Потерял крючок (один из лучших).
4. Съел полторбы харчей.
5. Удрали почти все червяки.
6. Протекает кастрюля, и я не знаю, в чём уху варить (хоть в пригоршне вари).
Как видишь, приключение одно и малюсенькое, как тот пескарик (да и то я ею в приключения только но своей доброте записал). А неприятностей целых шесть, и все здоровенные, как акулы.
Все это я писал, локтем прижимая тетрадь к колену и жикая себе над ухом фонариком, потому что костёр уже догорел, а разжигать его снова мне не хотелось (только не думай, что из-за того, что за хворостом нужно было идти в тёмные-претёмные заросли!).
Фонарик твой действительно вечный. Спасибо тебе за него. Но это жиканье... Жикаешь - есть свет. Не жикаешь нет света. Я жикал. Полчаса после этого у меня в ушах жикало от одного воспоминания. И рука онемела. Написал я и думал, что всё, - день кончился и больше ничего не будет, никаких событий. Не знал я, что меня ждёт самое главное приключение, - даже не акула, а целый кит.
Спать мне не хотелось - я днём выспался. Вышел я из шалаша, сел на берегу,обхватил руками колени, а мысли разные в голове копошатся - про село, про школу, про тебя (что-то ты там сейчас поделываешь - давно спишь, должно быть)...
Молодой месяц из-за тучки вышел, как сабля казацкая, осветил плёс тускло-серебряным светом. Невидимые утки просвистели крыльями над головой - и тихо. Ветра нет, и даже всегда шуршащие камыши молчат, не шепчутся между собой. Я смотрю на плес и думаю.
И вдруг тень легла на плёс, длинная-длинная. Из-за камышей выплыл чёлн без звука, без единого всплеска, как привидение. И это было самое страшное (как во сне). В челне во весь рост стоял кто-то высокий и длинным веслом правил. Я заморгал - не пригрезилось ли... Нет! Чёлн плыл прямо к острову. Увеличивался, увеличивался, как на экране в кино; у самого берега повернул и исчез за прибрежными кустами.
Сердце моё забилось. Кто это? Водяной? Леший? Нечистая сила?.. Да что я! Это же только старые неграмотные бабки верят во всю эту чертовщину. А я верю в радио, в телевизор, в космические ракеты! Нет глупости, не надо бояться!.. И вдруг я вспомнил Гуньку... Того самого блаженненького, ненормального Гуньку, который два года назад пропал, исчез в плавнях... Гунька! А что, если это Гунька! Что, если он тоже, как и я, живёт в плавнях на каком-то необитаемом острове! Гунька! Он же не в себе, он же ничего не соображает. Он может увидеть меня, подумать, что я какой-то злой дух (чего бы это, спрашивается, обыкновенному, нормальному парню ночью делать в плавнях!), и задушит. Задушит - и ничего ему не докажешь. Хоть кричи, хоть плачь, хоть умоляй... Будто черви поползли у меня по спине - мокрые, скользкие и холодные. И словно петлю кто-то затягивал на шее сдавило горло, дохнуть трудно.
Я замер, прислушиваясь. Даже сердце, казалось, остановилось, чтобы я лучше слышал. Из-за кустов донёсся всплеск, что-то плюхнулось в воду будто кого-то с лодки сбросили. Может, это Гунька привёз кого-то и утопил... И теперь моя очередь... Я не мог больше сидеть на месте. Сделал одеревеневшими ногами несколько шагов в темноту к шалашу. И вдруг на кого-то наткнулся... Кто-то огромный схватил меня цепкими руками за плечи. Я брыкнул ногами, дёрнулся, упал. Кто-то навалился на меня, царапнул по лицу и...
Тут рассказ Робинзона Кукурузо обрывается, потому что Павлуша в этом месте ахнул, перебил, и начался разговор, которого читатель не поймёт, пока не услышит о том, что случилось в тот день и в ту ночь с Павлушей Завгородним.
ГЛАВА Х. ГЛАВА, КОТОРУЮ РАССКАЗЫВАЕТ ПАВЛУША ЗАВГОРОДНИЙ. О ТОМ, ЧТО ОН ДЕЛАЛ В ТОТ ДЕНЬ И В ТУ НОЧЬ.
Оставил я, значит, Робинзона Кукурузо на острове и направился домой. Не успел я проплыть полдороги, как произошло со мной приключение. Смотрю, в лодке что-то очень много воды - почти половина. А волны нет, и бортом я не зачерпывал. Что такое? Стал присматриваться, глядь - а в днище, как раз посередине, дырка (три пальца всунуть можно), и вода оттуда хлещет, даже булькает. Мы когда-то именно с этой дыркой больше всего и намучились, берёзовую затычку вгоняли, замазкой замазывали. И вот вылетела эта затычка и неизвестно куда делась, вода хлещет, как из трубы, что в задачах по арифметике - "через одну трубу вливается, из другой выливается". С той только разницей, что тут только "вливается". И ответ у этой задачи один, и очень для меня неприятный. Не пройдёт и пяти минут, наберётся воды до краёв и... Без лодки до села не доплыву - очень далеко. Да и стебли кувшинок, и водоросли такие, что вмиг ноги и руки опутают, и от меня останутся только пузыри на воде. Замёрзло у меня всё внутри, задрожало, а сверху пот выступил. "Неужели конец? - думаю. - А я же только в шестой класс перешёл. Я жить хочу. Я вырасти хочу. И лётчиком стать... И на Гребенючке жениться (если никого другого не встречу)". Нет. Ни в коем случае нельзя погибать. Надо немедленно к какому-то острову пристать, дырку заделать и воду вычерпать. Нажал я на весло. А кругом сплошные камыши - землю не видно. А вода всё прибывает и прибывает - уже под коленями мне щекочет. Я головой во все стороны кручу - сушу, землю высматриваю. Наконец заметил островок и изо всех сил - туда. Пристал как раз вовремя, потому что от лодки моей осталось только сантиметра два над водой - такая себе рамочка из бортов плывёт, - в середине вода и снаружи вода, и уровень той воды одинаковый. А я в этой рамочке как портрет. Ещё бы немного, и никто бы моего портрета больше не увидел. Выскочил я, начал лодку тянуть - надо же воду вылить. Тяну, а она не тянется. Тяну, а она не тянется. Будто гвоздями ко дну прибита. Что делать? Неужели не вытяну никогда?! Что же это получается? Получается, что я тоже на необитаемом острове. Ой-ёй-ёй! Я не хочу! Я домой хочу. У меня же нет ничего с собой. Голый пуп под рубашкой. Даже ножика нет в кармане. Я же не готовился совсем. Это Кукурузо готовился. У него всё есть. Еды целая торба, фонарик, даже ружьё, не говоря уж об удочках и червяках. И остров он выбрал хороший. А это разве остров! Это кизяк какой-то, а не остров. И по размеру, и по качеству. Ни деревца, ни кустика. Даже суши настоящей нет. Сесть негде. Сплошная грязь вонючая. Если жить на нём, так только как аист, одну ногу поджав. А я не аист. Я пятиклассник, в шестой перешёл. Я не могу жить на этом острове. Помру я тут. Люди! Где вы?! Караул!
Ну да! Дозовёшься тут людей! Только лягушки квакают... Никто тут тебя не спасёт, если сам не спасёшься, дорогой товарищ Завгородний! Надо, надо спасаться.
Шлёпаю я по грязи вокруг лодки, носом шмыгаю, что делать - ума не приложу. Пробовал воду из лодки вычерпывать. Да где же её вычерпаешь, если она снова через дырку набирается. Это всё равно что речку вычерпывать. А что, если дырку чем-то заткнуть? Идея! Нарвал я пучок травы, которая одна только на острове и росла, нащупал дырку, заткнул. Снова начал вычерпывать. О! Пошло дело! Хоть помаленьку, но пошло. Сантиметр за сантиметром борта лодки из-под воды вырастают. Уже и на берег тащить можно.