Вожатый тихонько встал, пошёл к лодкам и вернулся с аккордеоном. Песня зазвучала ещё сильнее, ещё слаженней...
Когда кончили "Реве та стогне...", вожатый сказал:
- А теперь нашу, пионерскую: "Взвейтесь кострами". Затягивай, Сашко.
- Только так, - откликнулся Сашко, прокашлялся, подождал, пока аккордеон проиграет вступление.
Я никогда бы не подумал, что у него такой чистый, звонкий и высокий голос. "Вот тебе и "только так"! Мало того что знаменитый кашевар, ещё и певец какой!"
Взвейтесь кострами,
Синие ночи
Мы пионеры -
Дети рабочих...
Близится эра
Светлых годов.
Клич пионера:
"Всегда будь готов!" - рвалась в небо песня.
Пели мы часа полтора, а то и больше. Какие только песни мы не пели - и украинские народные, и революционные, и старые комсомольские, и современные, и песни из кинофильмов.
Потом Игорь сказал:
- А теперь, может, пусть Валька станцует... "Сейчас начнёт кривляться, отнекиваться, а её будут уговаривать", - подумал я. Но она сказала без всякого:
- Пожалуйста. Могу станцевать.
Тут я заметил, что Кукурузо почему-то покраснел и беспокойно заёрзал на месте. Кстати, я ещё и раньше, когда пели, обратил внимание на то, что мой друг всё время смотрел на Вальку, а когда она случайно встречалась с ним глазами, он сразу отводил взгляд.
- Украинский танец казачок! - объявил вожатый и заиграл на аккордеоне.
Валька начала танцевать. Над моим ухом часто-часто, словно запыхавшись, точно это он сам танцует, дышал Кукурузо.
А когда Валька кончила танец и все захлопали, он не стал хлопать, а почему-то нахмурился и отвернулся.
Потом девочка в очках читала стихи Маяковского. Хорошо читала, только очень кричала - наверное, даже в селе было слышно.
В общем, получился неожиданный концерт художественной самодеятельности. А потом стали купаться. Игорь плавал кролем, Сашко-штурман - брассом, да и Валька ничего плавала (правда, по-девчачьему - задрав голову и отфыркиваясь). Но прыгать в воду с вербы никто не умел. И вот тут-то мой друг Кукурузо показал, что такое васюковские ребята. Вскарабкался на самую верхушку, раскачался, как обезьяна, на ветке и ка-ак прыгнет - почти минуту летел и почти на середину плёса залетел. Все только ахнули.
А вожатый сказал:
- Молодец! Из тебя может выйти хороший спортсмен Тебе надо в секцию по прыжкам в воду. Молодец!
Меня разобрало, и я хотел доказать, что я тоже геройский парень. Я поплевал на руки и полез на вербу. Но меня постигла неудача. Ужасная неудача. Я зацепился за сучок и разодрал трусы - да как разодрал! - сверху по бедру до самою низа (даже резинка лопнула). Чуть не плача от стыда и горя, я бесславно спустился вниз. Однако никто не стал смеяться надо мной. Наоборот, все меня успокаивали:
- Ничего, бывает. С каждым может случиться!
Девочки наперебой предлагали зашить трусы. Я категорически отказался. Вы себе представляете - вы сидите без трусов, а девочки их в это время зашивают! Лучше утопиться! Я взял иголку и нитку и полез в шалаш. Там, в полутьме, я долго и неумело орудовал иглой, накалывая себе пальцы и глотая слезы. Неожиданно взгляд мой упал на книжку, лежавшую в углу шалаша и прикрытую листьями. Я заинтересовался, потянул её. Это была грамматика. Я сперва удивился, но потом вспомнил, что Кукурузо же взял её, чтобы отвести глаза деду.
В грамматику была заложена тетрадь. Я раскрыл тетрадь. (Да простит мой друг моё любопытство!) На первой странице начинался "Дневник Робинзона Кукурузо". Что в нём, вы уже знаете: "приключения" и "неприятности" первого дня. "А что дальше?" - поинтересовался я. Перевернул страницу и... вытаращил глаза. Дальше шли упражнения. Почти полтетради было исписано упражнениями по грамматике - и на глагол, и на существительное, и на прилагательное, и даже на суффиксы (на тех дьявольских "детей за сажей", которые так подвели нас когда-то).
Упражнения были написаны карандашом - так же, как и дневник.
Сомнений не было - всё это писалось уже здесь, на острове.
Так вот оно что!
Робинзон Кукурузо, который собирался прожить на необитаемом острове двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней, готовился к осенней переэкзаменовке.
Ах ты хитрец! Ах ты обманщик! Твоя гордость, твоя дьявольская гордость заводилы и атамана не позволила тебе признаться, что ты старательно готовишься к переэкзаменовке, и ты удрал на остров и там зубришь грамматику. Теперь понятно, почему ты именно так назвал свой остров. Ну погоди! Ну смотри! Я тебе!..
А впрочем, что "погоди", что "смотри"? Разве я скажу ему что-нибудь? Разве я ему враг? Разве я хочу, чтобы он провалился, чтобы остался на второй год? Да нет же! Конечно, нет! И я ничего ему не скажу, ни слова, ни полслова! Пусть думает, что я ни о чём даже не догадываюсь! Пусть думает! Я быстренько положил тетрадь и грамматику на место и прикрыл листьями - вроде и не прикасался.
От моего открытия мне сразу стало легко и весело - будто после дождя солнце засияло. Про стыд и позор свой я и думать перестал. Бодро доштопал трусы и совсем другим человеком выскочил из шалаша. Все заметили перемену в моём настроении и теперь смело начали улыбаться.
А Кукурузо сказал:
- Великое дело трусы! Без трусов - нет человека, а в трусах - есть человек, и даже еще улыбается, - и хихикнул, бросив взгляд на Вальку. Ему хотелось быть остроумным сегодня.
И хоть глупое было это его остроумие, я не обиделся. Я благородно ему простил.
- Ну, а теперь "Готовься в дорогу", "Готовься в дорогу", - пропел вожатый.
Пионеры засуетились. Это было для нас так неожиданно, что мы с Кукурузо растерялись.
- Что, вы уже уезжаете? - вырвалось у меня.
- Уезжаем, - сказал вожатый. - Мы и так задержались. Ведь остановка на вашем острове у нас непредвиденная. Мы ночевали на берегу, на лугу возле стогов. А утром туда стадо пригнали. Девчата у нас боевые, но с крупным рогатым скотом не очень дружат. Пришлось поспешно перебазироваться. Даже позавтракать там не успели... А нам сегодня ещё до Андрушовки добраться надо. Засветло доберёмся, как вы думаете?
- А чего... На таких лодках - конечно, - уверенно сказал я.
Кукурузо мрачно молчал.
К нам подошли Игорь, Валька, Сашко-штурман и другие пионеры:
- Прощайте!
- До свидания!
- Будьте здоровы!
Мы всем по очереди пожали руки. И тут Валька, протягивая руку Кукурузо, сказала:
- Ой, как жалко, что мы уже уезжаем... И не узнаем даже, как вы поймали своего браконьера. Это ж так интересно!..
Она сказала это с искренним сожалением, и я заметил, как снова покраснел Кукурузо.
- А знаете что! А вы напишите нам. Я вам оставлю адрес, а вы напишите - хорошо? - сказала Валька.
- Напишите!
- Конечно!
- Пусть напишут обязательно.
- Напишите! Напишите! - закричали отовсюду.
- Только так! - отрубил Сашко-штурман.
А Валька уже писала на листике из блокнота адрес.
- На, - сказала она, протягивая бумажку Кукурузо. - Только смотри не потеряй!
Кукурузо ничего не ответил - молча сунул адрес за пазуху. Пионеры сели в шлюпки.
- Споём им на прощание песню! - крикнула Валька. - Запевай, Сашко!
И они запели.
Мы долго стояли на берегу. Их давно уже не было видно, а песня всё ещё летела над плавнями.
Песню дружбы запевает молодёжь,
Молодёжь, молодёжь!
Эту песню не задушишь, не убьёшь,
Не убьёшь, не убьёшь!..