— Нет,— говорит Ява,— если уж так, давай лучше петь.
— Ну что ж,— говорю,— давай петь.
И мы затянули первое, что в голову пришло. А первой почему-то пришла нам в голову песня космонавтов.
— «На пыльных тропинках далёких планет…» — жалобно-жалобно выводил Ява.
— «…останутся наши следы»,— ещё жалобнее подтягивал я.
Долго мы пели. Все песни, которые знали, почти все пропели. Особенно почему-то хорошо пелись те, которые начинались на «ой». «Ой, в поле могила», «Ой, я несчастный», «Ой, не свети, мисяченьку», «Ой, не шуми, луже», «Ой, одна я, одна», «Ой, в поле жито»…
Это «ой» мы рявкали так, будто нас кто-то в бок пинал.
Хорошо пошла у нас также песня «Раскинулось море широко». Особенно получался куплет «Напрасно старушка ждёт сына домой». Трижды пели мы эту песню, и трижды, когда доходило до этого «напрасно», у меня начинало щемить в горле. Наконец мы совсем охрипли и прекратили пение.
Мы лежали, обессиленные от голода, от песен, от безнадёжных мыслей.
Я почему-то засунул руку в карман и вдруг нащупал там что-то твёрдое. Вытянул и даже ахнул: да это же конфета, которую я ещё вчера забыл съесть! Да к тому же мятная! Это же и пить меньше хотеться будет.
— Ява,— хриплю,— смотри!
Ява глянул и вздохнул:
— Одна?
— Одна.
Конфета слежалась в кармане, растаяла, обёртка прилипла так, что и зубами не отдерёшь. В хорошие времена я бы её, наверное, просто выбросил. Но теперь это была такая ценность, что ой-ёй-ёй!
Я осторожно раскусил конфету пополам. Но неудачно: одна половинка вышла больше, вторая — меньше. А ещё кусать — только раскрошишь.
Я вздохнул и протянул Яве бо́льшую.
— Чего это? Давай мне ту.
— Нет,— говорю,— бери. Ты больше есть хочешь.
— Почему?
— Потому что,— говорю,— я хорошо позавтракал: яичницу ел, и колбасу, и молоко пил.
— А я! Я картошки целую тарелку, и мяса, и салат из огурцов и помидоров. Значит, ты голоднее, а не я. Бери.
— Нет. Я ещё пирог с яблоками вот такой и варенья блюдце. Бери ты.
— А я два пирога, и целый кувшин молока, и стакан сметаны, и творога полтарелки, и…
— А я ещё блинчики, и груши-гнилушки, и…
Наши завтраки всё увеличивались и увеличивались. Состязание в благородстве кончилось тем, что Ява от большей половины очень ловко откусил маленький кусочек, и таким образом порции сравнялись.
Мы старались сосать конфету как можно дольше, но через несколько минут во рту даже вкуса не осталось. Есть захотелось ещё сильнее. И есть и пить. Особенно пить. Вскоре о голоде мы даже забыли. Пить, только пить! Лишь теперь почувствовали мы себя по-настоящему несчастными. Еле шевелили мы пересохшими губами. Солнце начинало садиться, приближался вечер.
Впереди была ночь. Доживём ли мы до утра?
— Прости меня, Павлуша, если что не так было,— неожиданно очень тихим и проникновенным голосом сказал Ява.
И я понял, что это он прощается со мной.
— И ты прости, дорогой Ява,— сдавленно прохрипел я.
Всё расплылось у меня перед глазами от щемящей мысли о том, как глупо гибнут наши молодые, цветущие жизни. Мы отвернулись друг от друга и зашмыгали носами, роняя на пыльную землю горючие слёзы в ожидании последнего часа. У меня занемела левая нога (должно быть, оттого, что я неудобно лежал). «О, уже одна нога отнимается! Значит, уже скоро!» — подумал я и ещё отчаяннее зашмыгал носом.
И вдруг с неба, где-то близко, кто-то громко сказал:
«Говорит Киев. Восемнадцать часов. Передаём последние известия».
Нас словно кто-то подбросил.
— Ява,— кричу,— это же радио в селе говорит! Мы спасены!
А он:
— Павлуша, побежали, пока говорит! А то замолчит, опять заблудимся.
И мы рванули. Ох и рванули! В ушах зашумело.
Но не успели мы пробежать и нескольких шагов, как Ява обо что-то споткнулся и ляпнулся на землю. Я с разгона — на него.
Опомнились, сели, смотрим — а это наши портфели. Ну как в сказке прямо. Мы засмеялись глупым счастливым смехом.
Когда мы были уже в селе, Ява задумчиво сказал:
— Да, радио всё-таки это вещь!..
— И кукуруза — тоже сила. Особенно колхозная. В единоличной дудки мы заблудились бы.
Глава VII
Ищем остров
Теперь вы понимаете, что Ява был настоящим Робинзоном Кукурузо. Самой судьбой предназначено ему было носить это имя.
— Ты что же, прямо сегодня хочешь бежать на остров? — спросил я.
— Ишь какой ты шустрый! «Сегодня»! — недовольно сказал Кукурузо.— Надо же сначала найти, выбрать подходящий необитаемый остров, приготовиться, а тогда уже бежать.