– Конечно, госпожа. Вы вернетесь к чаю?
– Не знаю…
– Видимо, скоро погода совсем испортится, госпожа.
– Не волнуйся, Рэбо, я найду где укрыться. Мне хочется подышать свежим воздухом.
Она поспешно вышла. Уже начинало темнеть, и с моря дул ледяной ветер. Дорога была пустынна; на пути ей встретилось всего два-три фермерских домика. Она заплутала и совершенно не понимала, где идет, пока не увидела мрачное мерцание воды. Озеро холодно блестело под свинцовым небом, и на мгновение Трикси приостановилась. Но она прошла уже слишком много, возвращаться было глупо. Она соскользнула по насыпи и осторожно пошла к воде. До того момента она не обращала внимания на неестественную темноту, не замечала, что задул сильный ветер, и только теперь остановилась и тревожно огляделась вокруг. Со стороны моря, окутывая все и вся, плотной массой надвигалась серая мгла. Трикси рванулась назад, к дороге, но тут ее накрыл ледяной вихрь, и там, в этом вихре, ничего уже было не разобрать. Она не смела шевельнуться: в голове мелькнула малоприятная мысль о том, что люди, застигнутые густым туманом, двигаются по кругу. «Крийн, Крийн, приди…» Нелепые слова, произнесенные шепотом, сразу же унесло клубящимся вокруг мраком. «Он не может слышать», – добавила она, черпая утешение уже в звуке своего голоса. Ледяное утешение.
Профессор, естественно, не мог ее слышать, но думал о ней.
У него выдалось тяжелое утро: обход палат, клиника и частные пациенты, которых он принимал в своих комнатах и последний из которых только что ушел. Джуффроу Нейп ушла, и он сел за стол. На столе стоял холодный кофе, под стулом разлегся верный Самсон. Перед глазами стояло несчастное лицо Беатрис. Она хотела что-то сказать за завтраком, а он не стал ее слушать. Он взглянул на часы. Сейчас она, вероятно, садится в машину Андре. Впрочем, нет, для этого еще слишком рано. Если поехать домой прямо сейчас, еще можно отговорить ее ехать. Они хотя бы поговорят по-человечески. Он все готов выслушать; он же разумный человек… Хотя и хочется, о, как хочется размазать Андре по стенке… Пришла сестра с тарелкой сэндвичей, поставила их рядом с кофе.
– Поеду-ка я домой, Зустер, – сказал он. – На сегодня все. Попросите Джуффроу Нейп перенести все встречи на завтра; сегодня я хочу быть свободен до конца дня. Все срочное отправьте моему регистратору в больницу, ладно?
Заинтригованная его словами сестра вышла, а он позвонил в больницу, поговорил с регистратором и вышел вместе с Самсоном.
Ехать пришлось очень медленно – мгла приближалась к Лейдену. Она уже накрыла деревню, и Рэбо зажег на воротах фонарь. Профессор еще не вышел из машины, а верный дворецкий уже выскочил из дверей, от волнения перейдя с голландского на фрисландский диалект:
– Я звонил в больницу и в контору, профессор. Госпожа ушла больше часу назад…
– С господином тер Вангом?
– Нет-нет. Она захотела прогуляться, а ему просила передать, что передумала с ним ехать. Он появился где-то через полчаса после ее ухода. Очень огорчился, влез в машину и уехал; сказал, что возвращается в Гаагу.
Профессор надел теплую куртку.
– По какой дороге она пошла?
– Точно не к деревне. Может, к озеру? Она говорила Уолке, что хочет его осмотреть…
– Боже мой, до него три мили, и ни домика, ни фермы у дороги…
Он натянул толстые перчатки.
– Придержи Самсона, ладно? Я захвачу из машины фонарик и пойду за ней. Мгла и здесь-то такая густая, а ближе к озеру может быть еще хуже. Ничего сейчас не предпринимай. Она умница и паниковать не станет. Но если к шести мы не вернемся, организуй спасательную группу.
С этими словами он исчез во мгле. Рэбо закрыл дверь и отвел упирающегося Самсона на кухню. Там он сообщил Уолке, что профессор отправился к озеру, и посоветовал приготовить что-нибудь на тот случай, если госпожа вернется вымокшей до нитки и полумертвой от холода.
– Она не собиралась никуда идти, – заметил он. – По-моему, она просто не хотела ехать с этим господином тер Вангом.
– Ну конечно, не хотела. Все это поняли, кроме профессора. Поставлю-ка я для них, пожалуй, чайник.
Фонарик оказался неплохим подспорьем, да к тому же эту местность он отлично знал. Только не надо отклоняться от дороги, тогда все будет в порядке. Он шагал вперед уже полчаса – до озера оставалось полпути. Мгла теперь стала непроницаемой. Он замедлил шаг, вспомнив о тропинке, ведущей отсюда прямо к воде, – он много раз ходил по ней на рыбалку. Остановился и крикнул – только эхо было ему ответом. Крийн пошел вперед, изредка выкрикивая ее имя, и минут через двадцать ему послышалось, будто кто-то слабо ответил. Он снова заорал в темноту, и на этот раз ответ прозвучал яснее. Тропинка была где-то здесь. Несколько минут он отыскивал ее при свете фонарика. Идти стало намного труднее: обледеневшая земля предательски уходила из-под ног. Он по-прежнему беспрестанно кричал, всякий раз страшась не услышать ответа. И тут совсем рядом он услышал голос Беатрис:
– Не нужно кричать, я здесь…
Она дрожала и едва не плакала, но он тут же набросился на нее:
– Ради всего святого, что ты тут делаешь? Дурочка, ты же могла замерзнуть до смерти! А пневмонию заработала уж точно. – Он обвил ее руками и крепко прижал к себе.
Трикси совсем закоченела – ей казалось, что она никогда уже не сможет согреться. Она была так счастлива, что Крийн пришел на помощь, но все-таки он говорил слишком резко. Пара слезинок скатилась по ее щекам. Она слишком все запутала…
– Ты не поехала с Андре, – заметил Крийн, с силой растирая ей руки.
– Конечно, не поехала. Даже и не собиралась.
– Потопай ногами, нам еще долго идти. Так почему ж ты приняла его приглашение, когда он позвонил?
– Я хотела досадить тебе, – глухо ответила Трикси.
Он снова прижал ее к себе.
– Зачем ты это сделала, моя дорогая? – Он вздохнул. – Я думал, ты его любишь.
– Нет, не его. – Она набрала побольше воздуха и сказала, стуча зубами: – Я люблю тебя.
– Ох! – профессор глубоко вздохнул от облегчения. И в этом сером тумане так чудесно ее поцеловал… – Пойдем домой, – сказал он после. – А то уж теперь-то совсем будет обидно, если мы насмерть тут замерзнем.
Дорога была бесконечной. Ноги у Трикси закоченели, ей казалось, будто вся она покрыта коркой льда. Крийн молчал. Почти у самого дома мгла вдруг рассеялась и отступила. Он повернулся, взглянул на нее – и она расплакалась.
Он ничего не сказал, лишь поднял ее на руки и донес до дому…
Их встретил взволнованный Рэбо.
– Скажи Уолке, чтобы приготовила теплую ванну и поставила чайник. Кажется, все обошлось, только она очень замерзла.
Он отнес Трикси в ее комнату, препоручил ее Уолке и пошел к себе.
Час спустя Трикси согрелась, привела себя в порядок, надела теплый свитер и спустилась в гостиную. Приоткрыла тихонько дверь – но комната была пуста. Тогда она прошла к камину и вздрогнула: из кресла поднялся Крийн.
– А я думала, тебя тут нет, – неуклюже сказала она. – Пойду посмотрю, вдруг Уолке что-нибудь нужно…
– Ты больше ничего не хочешь сказать? – спросил профессор, и что-то в его голосе заставило ее улыбнуться.
– Да, конечно, Крийн, я многое хотела сказать.
Он притянул ее к себе.
– Я думал, что потерял тебя, что мне придется тебя отпустить. Наверное, я давно тебя любил – только не понимал этого. А когда ты получила от Андре эти розы… Но сейчас я уверен в себе, дорогая. Почему бы нам не попробовать…
– Да, о, да, но… Он поцеловал ее.
– Я люблю тебя. Я вечно занят, я забывчивый, рассеянный – но о тебе я никогда не буду забывать…
– Я тебе этого и не позволю, – сказала Трикси. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его. А Рэбо, заглянувший в этот момент в комнату, бросился предупреждать Уолке, чтобы та пока не вынимала обед из печки.
– Все испортится, и фрикасе, и спаржа…
– Не беспокойся, – сказал Рэбо, посмеиваясь. – Они не заметят.