Подлетевший к нам метрдотель провел нас к зарезервированному столику, который был удобно расположен в центре зала. Отсюда было хорошо наблюдать за народом, который во всю пил, жрал, плясал, пел, зевал и орал. Все это создавало знакомую ресторанную атмосферу. Сделав заказ, мы сели за столик и продолжили начатую беседу, а граф, извинившись, поехал за приглашенными на вечер дамами.
– Вот ты подумал, кому нужна эта война? По большому счету − ни нам, ни Германии. Она в принципе не выгодна никому, − снова начал разговор штабс-капитан. − Ведь все понимают это и, тем не менее, крутят, крутят, особенно в верхах. Так закрутили уже, что сегодня и не знаешь, где мы находимся и что будет завтра. Народ гибнет зря на фронте, в тылу хаос, только железная дорога еще держится, царя нет, временное правительство − дерьмо. Чего ждать? Как все еще держится, я не представляю себе.
– Да, положение серьезное, − поддакнул я. − Зачем мы ввязались в это, кто-то же за этим стоит?
– А ты не догадываешься? Ведь все уже об этом говорят в открытую. Наш союзник, старая и «добрая» Англия, со своей традиционной политикой «разделяй и властвуй». Им ведь невыгодна ни сильная Россия, ни сильная Германия. А не дай Бог, эти страны объединят свои усилия, тогда Англии конец. Нет гегемона, нет политики влияния, нет ничего, − выдал тираду штабс-капитан.
Переведя дыхание и закурив папиросу, он продолжил.
– А ты знаешь, что несмотря на все усилия временного правительства, на все эти переговоры они, ближайшие родственники, отказались приютить у себя императора вместе со всей семьей. Видите ли, это может быть политически опасно для Англии и может грозить ей определенными потрясениями.
Эта новость, как молния, ударила меня.
Как так? Ведь все усилия, связанные с транспортировкой багажа, переводом капиталов и организацией убежища для царя, – все это было нацелено на Англию. Как же теперь быть? Ведь царь уверен в обратном. Он очень верит в своего брата – короля Англии. Они и внешне очень похожи, и питают очень сильную симпатию друг к другу. И этот его самый дорогой родственник так просто предает его? Уму непостижимо! А может быть, это все игра для того, чтобы отвлечь общественность? А фактически договоренности остаются в силе и подготовка отъезда продолжается. Ведь пока у меня нету сведений об отказе предоставить английский крейсер для перевозки вещей графа Воронцова и багажа императора. Значит, все осталось по-прежнему и не надо паниковать, а действовать по обстановке.
От этих мыслей мне стало жарко и, налив себе полный стакан сельтерской воды, я залпом выпил его под удивленный взгляд моего собеседника. Обстановку разрядил граф, который привез двух чудесных девушек. Одна из них была модисткой, другая − сестрой милосердия. Они были одеты в простенькие платья, очень прилично смотревшиеся на них. Без жеманства, с достоинством они уселись за стол и начали рассказывать об интересных случаях, которые произошли с ними сегодня.
Познакомившись с ними, я вместе со всеми отдал дань гастрономическим чудесам ресторанной кухни, выпил полбутылки «Смирновской» и станцевал по два танца с каждой из дам. Затем распрощался со своими собутыльниками, несмотря на их категорические предложения остаться. Мне надо было приготовиться к завтрашнему дню. Домой я добрался без проблем и сразу завалился спать. Утром, собрав всю команду и проинструктировав всех, мы направились в автодивизион. Там уже были готовы три грузовых автомобиля, в кузовах которых лежал брезент для укрытия ящиков. Рассевшись по машинам мы тронулись к Зимнему дворцу. Как и договаривались, мы подъехали к черному ходу, который сразу открыл нам охранник еще из царской гвардии, и быстро стали грузить ящики на автомобили. Погрузка заняла около часа. Как раз рассвело, но погода стояла туманная как перед дождем. Это нам было на руку. Не мешкая, мы поблагодарили охранника за службу и сообщили ему, что о его поступке доложим Его Императорскому Величеству, что вызвало у него слезы умиления и воспоминания о старых временах. Мои помощники были одеты в солдатскую форму, а наш самый говорливый агент − в матросскую, так как эта братва, если остановит, признавала только своих. Все, естественно, были вооружены. Кроме винтовок у каждого в кармане был наган. Быстро рассадив людей, кого в кабину, кого наверх, мы отправились к железнодорожному вокзалу. Улицы казались вымершими, и мы без сучка и задоринки быстро добрались. Подъехав к комендатуре, мы вызвали корнета и вместе с ним двинулись к пакгаузу, где стоял санитарный вагон. Дав команду часовому пропустить нас, корнет подождал, пока мы не перегрузим в вагон ящики, затем распрощался, взяв под козырек, и отправился в камендатуру. Я еще раз проинструктировал свою команду и вместе с машинами отправился в автодивизион, чтобы поблагодарить его командира за помощь.
Аэропланы
Теперь мне необходимо было каким-то образом как можно быстрее переправить в Крым четыре главных ящика, в которых хранилось пророчество и зашифрованный архив. Остальные уже погружены и ждут отправки по железной дороге, обвешанные всеми необходимыми бумагами, которые делали мой груз законным. Что касается этих четырех ящиков, то хотя ротмистр и не сказал мне, какие это ящики, я без труда их вычислил по известным мне признакам. Дело в том, что каждый предмет имеет определенную ауру, которую может различить только посвященный человек, обладающий определенной практикой. Это примерно то же самое, что читать мысли собеседника. Ведь мысли имеют образы и определенную материальную основу, которую замечает не каждый. И при соответствующем настрое можно читать их и предугадывать действия партнера не только через жесты и игру глаз. Так и здесь, полевые структуры вещей выдавали себя, поэтому довольно легко было определить, где что лежит.
Сложность транспортировки заключалась в том, что ящики были длинные и тяжелые. Во-вторых, покрашены в яркий цвет и опечатаны царской печатью с надписью по бокам «Собственность Его Императорского Величества Николая II».
Кроме того, сверху ящиков был изображен двухглавый орел. Везти ящики в таком виде по железной дороге было опасно, так как они своим видом уже провоцировали различную неуправляемую публику на проверку содержимого. Отправить их по морю было очень долго, да и матросы Кронштадта, подверженные большевистской агитации, с подозрением относились не только к своим офицерам, но и всему тому, что напоминало им прошлые обиды. Расхлябанность и анархия захватили не только армию, но и гордость России − флот. Вседозволенность привела к пьянству, разврату, резкому падению дисциплины. Каждый считал себя вправе поступить с представителями прошлой власти так, как он считал нужным. И это «нужное» часто приводило к простому нажатию на курок того, что было в руке или на плече. Сотни честных офицеров были убиты или арестованы, избиты или растерзаны обезумевшей от вседозволенности толпой, которой прошлые обиды теперь давали возможность отомстить. И это мщение постепенно превращалось в кровавую вакханалию, которая, как черная пелена, накрывала всю страну. Закон не работал. Временное правительство постепенно теряло контрольные рычаги управления, которые все больше и больше переходили в руки Советов. А те, движимые жаждой власти, потакали кровавым инстинктам толпы, напарвляя ее негативную энергию против монархии, дворянства, купечества и даже интеллигенции, которые являлись опорой самодержавия. Высший командный состав, генералитет были деморализованы. С одной стороны, необходимо было придерживаться союзного договора и продолжать военные действия на фронтах, командуя остатками царской армии, с другой – необходимо было определить свою позицию по отношению к тем сбытиям, которые происходили в стране. Большинство продолжало честно выполнять свой долг, но были и такие, которые сразу примкнули к «победителям» и искали высших должностей в формировавшейся новой структуре власти. Страна, разорванная на куски, продолжала жить, и решать как могла множество задач и проблем, которые во весь рост встали перед нею и каждым ее гражданином. И выбор пути любого был четко предопределен. Он зависел от совести, воспитания и образования человека, то есть от его прошлой жизни, которую он уже потерял, и от того, что он хотел получить в новой.