Прикидывая так и эдак, я в конце концов принял решение эти четыре ящика попытаться перевезти самолетом, а остальные − поездом, в санитарном вагоне. Мне необходимо было успеть сделать это как можно быстрее, до того, как английская эскадра, стоявшая на рейде у берегов Крыма, снимется оттуда.
Дело в том, что согласно договоренности англичане должны были забрать царскую семью вместе с багажом. Но сложившиеся обстоятельства не дали возможности сделать это. Поэтому эскадра стала на рейд возле Севастополя, и один из ее кораблей должен был принять на борт имущество семьи графа Воронцова, у которого были давние связи с английской аристократией.
Приняв решение, я стал думать, как его реализовать. Для транспортировки четырех достаточно тяжелых ящиков мне нужен был большой самолет, который, учитывая нестабильность в Крыму, мог сесть на воду возле Воронцовского дворца в Алупке. Таким самолетом мог быть только четырехмоторный летательный аппарат «Илья Муромец», созданный на Русско-Балтийском заводе И.И. Сикорским. Он представлял собой грозную боевую машину, оснащенную пулеметами и бомбами. Таких самолетов не было ни в одной армии мира. Его даже планировали для экспедиции на Северный полюс. Ну а если он вылетал на бомбометание, то части неприятеля несли огромные потери. Чтобы противостоять этому, немецкие конструкторы придумали мощные дирижабли, которые имели достаточно большую дальность полета и грузоподъемность, но были весьма уязвимы, имея газовую оболочку и тихий, по сравнению с самолетом, ход. Поэтому этот самолет мог безболезненно доставить по назначению нужный мне груз. Однако проблема заключалась в том, что этих самолетов было очень мало и они были рассчитаны на сухопутные аэродромы. А морская авиация не располагала ни одним таким летательным аппаратом. Поэтому в первую очередь я решил отправиться на Русско-Балтийский завод к председателю правления генералу В.М. Шидловскому, который одновременно был и командующим эскадрой воздушных кораблей, состоящей из самолетов «Илья Муромец».
Надев форму морского офицера, я прибыл на извозчике к заводоуправлению. Перед заводом ходили патрули из солдат и рабочих с красными нарукавными повязками, то и дело въезжали и выезжали грузовые машины и подводы с грузом. Чувствовалось, что здесь еще сохранилась дисциплина и завод работал несмотря на события и дезорганизацию, которая имела место в Петрограде. Предъявив документы дежурному прапорщику, бросившемуся мне навстречу в проходной, я в его сопровождении, придерживая рукой болтавшийся сбоку кортик, поднялся в приемную по широкой лестнице, устланной красной дорожкой. В приемной сидели офицеры и штатские лица, очевидно, подрядчики завода. Лощеный поручик, сидевший за письменным столом у входа в кабинет, привстав, спросил:
– Как изволите доложить?
– Капитан третьего ранга, по делам службы, − ответил я ему, протягивая документы.
Он взял их и, сделав отметку в журнале, предложил присесть. Найдя свободное место возле низкого столика, расположенного напротив кожаного дивана, я присел и, раскрыв принесенную с собой папку, стал просматривать лежащие там листы, незаметно изучая посетителей. Из морского ведомства не было никого. На диване, положив ногу на ногу, сидели генерал, полковник, штабс-капитан, а рядом двое гражданских, причем один из них явно купеческого вида. Очевидно, между ними шла вялая беседа , которая была прервана моим появлением. Не торопясь ее начинать, они словно собирались с силами, молча, ненавязчиво рассматривая меня, словно пытаясь выяснить, что я за «птица» и какова цель моего визита к генералу. Пока они определялись со своим отношением ко мне, зазвонил один из телефонных аппаратов, стоящих на письменном столе. Адъютант, моментально привстав, схватил телефонную трубку , приложил ее к уху и, выслушав собеседника, ответил:
– Слушаюсь, ваше превосходительство!
Затем схватил со стола красную папку с бумагами и скрылся за дверью кабинета. Все с надеждой уставились на нее в ожидании приема. Минут через десять адъютант вышел из кабинета и, картинно осмотрев присутствующих, неожиданно произнес:
– Капитан третьего ранга, прошу-с, − и открыл передо мною дверь в кабинет. Под удивленные взгляды присутствующих я двинулся на прием.
Переступив порог, я оказался в довольно большом кабинете. В дальнем углу стоял дубовый резной письменный стол, на котором несмотря на обилие бумаг чувствовался порядок. За этим столом сидел пожилой генерал в пенсне, который подписывал бумаги, искоса поглядывая на меня. У него было одухотворенное лицо, на грудь ниспадала седая борода, разделенная надвое. Слева от стены стоял большой стол, обставленный стульями с высокими спинками, а стены кабинета были отделаны большими деревянными панелями. От всего этого веяло солидностью и придавало какой-то уют, тем более, что солнце проглядывало сквозь незашторенные окна, своими лучами подчеркивая теплоту деревянных конструкций, которые мягко искрились своей лаковой поверхностью.
Сделав несколько шагов по направлению к столу, я остановился и представился:
– Капитан 3 ранга Беланов по делам службы просит аудиенции у Вашего превосходительства.
Шидловский встал, протянул мне руку и широким жестом пригласил присесть на стул, стоявший у приставного столика письменного стола. Поблагодарив, я присел и положил на колени свою кожаную папку, придав лицу деловое выражение.
– Давненько к нам не заглядывали флотские офицеры, − произнес Шидловский. − Что привело вас к нам? И чем мы можем помочь флоту?
– Можете, господин генерал, − ответил я. − И даже очень.
– Интересно, интересно, − произнес он и, отложив бумаги, которые продолжал просматривать, беседуя со мной, уставился вопрошающе на меня. − Кстати , капитан, по какому ведомству служите на флоте? − спросил он.
– По ведомству Его Императорского Величества, − ответил я , решив идти ва-банк.
– Не понял! Все мы там служили, а теперь неизвестно где. Вот работаем, несмотря на этот бедлам, выполняем свой долг перед отечеством, несмотря на митинги и прямой саботаж. Слава Богу, многие рабочие понимают, что мы делаем для страны нужное дело, и бдительность усилили, и оцепление вокруг завода выставили, а то постоянно какие-то попытки проникнуть на завод, перебои с подвозом продовольствия, материалами, сырьем. А фронт все требует − дайте, дайте, дайте! Кстати, и вы пришли тоже с таким же требованием. Или я ошибаюсь? – и он вопросительно снова посмотрел на меня, зажав в руке остро отточенный карандаш.
– По большому счет, нет, − ответил я. − Но у меня не совсем обычная просьба, Ваше превосходительство, − я решил прощупать его. − Дело в том, что граждане нашей многострадальной державы сегодня оказались раздробленными на всевозможные политические группы и групки. Причем большинство людей оказалось там в результате своих личных интересов по принципу «пойдешь туда, а вдруг там можно больше получить». И довольно незначительная часть населения думает о долге, о державе, об императоре, который хоть сейчас и не у власти, но является символом страны, который был объединяющим фактором во все времена, даже если он и наделал много ошибок. Но, во-первых, кто их не делал, а, во-вторых, многое ведь зависит и от советников и приближенных. Если отодвинуть в сторону личность царя, то все равно надо признать, что институт царской власти всегда был символичен и во все времена служил огромной объединяющей силой, ведя на подвиги поколение за поколением. С этим символом почти всегда побеждали и всегда шли своим путем несмотря на все препятствия, которые имели место на этом пути. И вот сегодня этим символам и лично государю угрожает опасность. Как по-вашему, что должен сделать каждый здравомыслящий человек, патриот своей страны? − я сделал паузу и в упор посмотрел на генерала, ожидая его реакции.
Генерал задумчиво смотрел на меня, видимо, анализируя мои слова, и как бы в раздумье произнес:
– Я считаю, что каждый честный человек должен оставаться верным тем идеалам, которые дали ему возможность стать человеком. Они общеизвестны, а что касается символов, то это святое, это должно быть всегда в сердце каждого из нас, это то, что нас объединяет и делает гражданами своей страны. Убери их − и на это место придет пустота, неверие, уныние и, самое главное, стремление определенных личностей заполнить эту пустоту другим, даже враждебным нам содержанием. Поэтому, я считаю, наша задача − сохранять и защищать эти символы, идеалы и тот образ жизни, который присущ нам. Что касается государя, то я несмотря на то, что он отрекся от престола, всегда был верен присяге, данной ему, и остаюсь в этом мнении до конца. Я очень благодарен ему, когда он поддержал наше предложение и дал разрешение на финансирование строительства десяти экспериментальных самолетов «Илья Муромец». За это время мы доработали недостатки в конструкции и сейчас запустили его в серию. Конечно, есть проблемы, но по ходу дела мы устраняем их в новых модификациях. Вон как они успешно воюют на фронтах! Да-с, ну что мы с вами, капитан, расфилософствовались, если можно так выразиться, реалии требуют от нас действий, и поэтому в моей приемной всегда куча народа. Итак, что за дело привело вас ко мне? Признаться, у меня давно не было посетителей из морского ведомства, поэтому я сразу и решил принять вас, чтобы узнать, что за оказия привела вас сюда.