– А в темное время суток, как действует ваше оборудование?
– Признаюсь честно, мы пока не проводили таких экспериментов в этом направлении, так как ночью аэропланы практически не летают. Но ваш вопрос достаточно интересен, и мы в ближайшее время попытаемся что-либо предпринять, − ответил он.
Наконец гул моторов стих, и экипаж стал выбираться из кабины самолета. Мы с инженером и другими офицерами подошли к ним. Поздравив всех членов экипажа с успешным полетом, я отозвал пилота и инженера для дальнейшего разговора.
– А как будет себя вести истребитель сопровождения? Как он будет держать дистанцию и общаться с командиром бомбардировщика? А если, не дай Бог, нападут вражеские истребители? Как вы будете взаимодействовать, отражая атаку?
– Да, об этом я не подумал, − сказал Сикорский.
А пилот лишь вопросительно поднял брови и пожал плечами.
– Давайте договоримся таким образом, − сказал я. − Завтра я постараюсь определиться с пилотом истребителя, пришлю его к вам, а вы уже все вместе обсудите эту проблему и постарайтесь решить ее. Времени у нас мало, поэтому надо как можно быстрее готовиться к вылету.
– Хорошо, − согласился он, и мы, распрощавшись с офицерами школы, попросив их сохранить в тайне все то, что они видели, полетели обратно.
Прилетев на завод, я попрощался со всеми и сразу отправился в адмиралтейство, чтобы ознакомиться с личными делами морских авиаторов и подобрать соответствующую кандидатуру пилота-истребителя. В адмиралтействе меня отослали в управление военно-воздушного флота, расположенного на первом этаже. Побеседовав с заместителем начальника управления и рассказав ему придуманную на ходу проблему отработки взаимодействия между бомбардировщиками и истребителями, я был препровожден в полуподвальное помещение, где располагался архив, наградной и кадровый отделы под неусыпным оком пожилого обер-фельдфебеля. Посадив меня за отдельный стол достаточно просторного помещения, он, следуя указаниям полковника, положил передо мной около двадцати папок с личными делами пилотов. Сняв фуражку и расстегнув китель, я принялся за их изучение.
Мне необходим был профессионал, человек коммуникабельный, нестандартного мышления и, само собой разумеется, патриот. В личных делах передо мной раскрывались не только лица боевых офицеров-пилотов, но и их биография, характер, идеалы, которым они служили, тактика ведения боя, победы и поражения. Пищу для этого давали краткие рапорты вышестоящих начальников, представления к награде и другие бумаги, которые только подчеркивали индивидуальность каждого. Вот например, выпускники Гатчинской летной школы Башко, Панкратьев, Руднев, Лавров − мужественные, храбрые пилоты, на деле доказавшие свой профессионализм. А вот дела пилотов седьмого истребительного авиаотряда − прапорщик Янченко, Макеенок, Гильшер, Бычков − настоящие герои. Вот сообщение Ставки Верховного главнокомандующего, которое только подтверждает сказанное: «В районе Богородчан (в Галиции) нашими летчиками − поручикомМакеенком, корнетом Гильшером и прапорщиком Янченко − сбито два германских самолета, упавших в расположении противника, причем сбитый поручиком Макеенком самолет при падении загорелся». Я стал просматривать дела этих офицеров и убедился, что они действительно вели активные боевые действия на Юго-Западном фронте. Просмотрев все дела этого отряда и его командира подпоручика Орлова, я не нашел дело пилота Гильшера. Почему-то мне захотелось его посмотреть особенно сильно. Я встал и подошел к столу обер-фельдфебеля, который приподнялся и вопросительно посмотрел на меня. Я объяснил ему свою просьбу. Он кивнул головой и быстро стал перечитывать большой журнал, лежащий перед ним на столе.
– Это дело затребовал к себе начальник Управления военно-воздушного флота генерал-майор Н.В. Аневский.
– Где его кабинет? − спросил я.
– Третий этаж, комната номер семнадцать, − отрапортовал обер-фельдфебель.
Поблагодарив его, я направился в кабинет генерала. Он как раз оказался на месте, только что прибыв из ставки. Представившись адьютанту, я попросил аудиенции. Тот, записав меня в журнал посетителей, вместе с другими бумагами в папке пошел на доклад к генералу. Минут через пятнадцать, выйдя оттуда, пригласил меня в кабинет, почтительно придерживая открытую дверь. Генерал-майор был энергичным человеком, среднего роста, с короткой прической и небольшими усами. Он быстро ходил по кабинету, о чем-то размышляя про себя и кивая головой в такт своим мыслям. Увидев меня, он остановился и, выслушав мое представление, пригласил присесть за стол, продолжая расхаживать по чуть поскрипывающему паркету.
– Ваше превосходительство, − продолжил я. − По долгу службы я подбираю для задания, связанного с производством и совершенствованием бипланов, хорошего пилота. Но мне нужен, как вы понимаете, не просто хороший, а очень хороший пилот. Я просмотрел почти все дела, однако оказалось, что одно из них находится в вашем ведении. Не соблаговолите ли вы, господин генерал, разрешить мне ознакомиться с делом корнета Гильшера с тем, чтобы сделать окончательный выбор, о чем и доложить Вашему превосходительству.
– Гильшер, Гильшер, − наморщил лоб генерал. − А, Гильшер, не корнет, а уже поручик. Да, это дело у меня. Вот оно, на столе. Я его потребовал в связи с представлением его на звание поручика и награждением Георгиевским оружием. Кстати, он недавно был у меня на приеме и просил оставить его в авиации.
– Оставить в авиации? − я вопросительно посмотрел на генерала.
– Да, в авиации, − подтвердил он. – Пилот Гильшер попал в катастрофу, подчеркиваю, не был подбит, а попал в катастрофу − вышли из строя рули высоты. При попытке посадить аэроплан ему оторвало левую стопу, и он сейчас ходит на протезе. Однако летных навыков не потерял и летает так же отменно, как и раньше. Я решил поддержать его похвальное стремление и направил ходатайство об оставлении поручика Гильшера в авиаотряде Великому князю Александру Михайловичу, который, как вы знаете, патронирует этот род войск. Так что теперь вам решать, нужен он вам или нет, а мы уже сделали свой выбор, − с этими словами он передал мне личное дело поручика, и мы расстались.
Придя в архив я раскрыл личное дело пилота. С фотографии на меня задумчиво смотрел молодой человек в гимнастерке с Георгиевской лентой на груди. Тонкое аристократическое лицо, вытянутый с горбинкой нос, плотно сжатые губы и чуть наклоненная вперед голова много говорили о характере этого человека. Широко раскрытые глаза с чуть настороженным любопытством смотрели на мир, словно стараясь вобрать в себя все то новое и интересное, что было вокруг. Можно было сделать вывод о том, что передо мной был портрет молодого человека, рано повзрослевшего, уже много повидавшего в своей жизни, знающего себе цену и готового идти только вперед.