Облако приближалось, приобретая все большие размеры, и края его, как щупальцы твари, потянулись к самолету, словно пытаясь схватить его. В самом облаке по мере приближения были видны какие-то процессы, которые перемещали огромные массы воздуха в виде густых кусков, перемешивающихся друг с другом, постоянно меняясь местами. Мы почти поравнялись с ним, и все члены экипажа, замерев, смотрели вверх, на проплывающую над нами огромную массу, которая как бы притягивала к себе все, что находилось вокруг. Аэроплан, натужно взревев и словно оттолкнувшись от тучи, рванул вперед и как-то сразу выскочил на относительно чистое пространство, в конце которого висела еще одна туча. Пилот, привычно опустив нос аэроплана, снова решил облететь ее снизу и прибавил скорость с целью быстрейшего подъема самолета после пролета под тучей. И туча, словно приветствуя наш маневр, стремительно понеслась нам навстречу. Когда до нее осталось почти ничего, она под воздействием воздушных потоков как бы внезапно уплыла в сторону, представив нам бок огромного немецкого дирижабля, который неподвижно висел в воздухе, дрейфуя вместе с тучей. Его гондола оказалась чуть выше нашего аэроплана, и мы увидели сквозь стекло ее кабины, как засуетился экипаж, моментально разворачивая пулеметы в нашу сторону. Все застыли в оцепенении: еще несколько секунд − и наш самолет будет срезан пулеметным огнем и огненным смерчем рухнет вниз, погребая под собой все наши усилия. Казалось, катастрофа неминуема. Однако в эти секунды в кабине стрелка-пулеметчика раздался громкий шум, кто-то смерчем пронесся сквозь кабину пилота, выскочил на орудийную площадку, озарившуюся сразу орудийным огнем, который мгновенно превратил величественный дирижабль в огненный шар как раз в тот момент, когда мы оказались на линии его пулеметного огня.
На секунду зависнув в воздухе, гондола рухнула вниз, прямо перед носом аэроплана, обрушив на нас горящие лохмотья от обшивки и части конструкции, которые, к счастью, не причинили нам особого вреда. Самолет промчался сквозь огненное зарево, словно вихрь, оставляя за собой пламенеющие обломки и несчастный экипаж, который, раскрыв рты в немом крике, камнем несся к земле.
Нам повезло. Аэроплан слушался штурвала, правда не так, как раньше, двигатели работали без перебоев, только на крыльях в некоторых местах и на фюзеляже оказались пробоины, которые в определенной мере и повлияли на управляемость нашего аэроплана.
Все были шокированы. Затем медленно посмотрели на пулеметчика и застыли на месте. Лицо нашего чернокожего друга было бледно-красного оттенка. Он застыл на месте, уставившись на обломки дирижабля, крепко сжимая в руке спусковой крючок носового орудия.
– Ну ты и даешь! − промолвил пилот, и все дружно зааплодировали пришедшему в себя и сильно смутившемуся пулеметчику. Он шумно вздохнул и завозился, выбираясь из подвесной артиллерийской платформы и пролезая в кабину под дружеские похлопывания товарищей.
– С меня бутылка шампанского «Вдова Клико», − воскликнул я! − По прилету и обмоем наше спасение, и нашего спасителя. Честно говоря, я пережил несколько неприятных минут.
– Лучше виски и не одну бутылку, а так, чтобы хватило на всех. Надо же успокоить нервы, − отреагировал Майкл.
– Какое там, − продолжил разговор второй пилот. − Я чуть в штаны не наложил. Или бы мы в них врезались, или бы они нас срезали пулеметами. Как-то очень хитро спрятался этот дирижабль, да и в таком месте, где нет военных объектов и линия фронта достаточно далеко. Что он искал здесь? И ведь смотрите, он был развернут всей своей боевой мощью в нашу сторону. Только облачность, которая скрыла нас и наше неожиданное появление, и реакция Майкла спасли нас.
– Неужели он ждал нашего появления? – поддержал разговор третий член экипажа. – Если это так, то значит их как-то и кто-то предупредил о нашем вылете, и они спокойно поджидали нас с тем, чтобы угробить. Если это так, то что же мы везем с собой в этих ящиках, что от самого Петрограда, мы все время движемся в «почетном» немецком эскорте?
– Конечно, нам повезло, – игнорируя последний вопрос, я попытался перевести разговор на другую тему. – Но все это, на мой взгляд, случайность. Может быть, их интересует наш аэроплан, его новая модификация. Вы же знаете, как они бомбят немецкие позиции, не оставляя там живого места. Вот поэтому они и интересуются нашей новой техникой.
– Да, – подхватил дискуссию первый пилот. – Самолет что надо. Такого нет и, наверное, не будет больше нигде. Вот смотрите, прошли через такую огненную бурю, а ему хоть бы хны. Летит себе как ни в чем не бывало и гордится своими боевыми ранениями. Я летал на разных аэропланах: и французских, и английских, и немецких. Дерьмо они по сравнению с нашим «Ильей Муромцем». Очень легкие, какие-то ненадежные. А здесь чувствуется сила, уверенность и в целом надежность, словно не летишь по воздуху, а едешь по ровной дороге. И ветер так же свистит в окна, как в авто.
Так за разговорами мы подлетели к побережью Черного моря, проплыли над Каркинитским заливом и, взяв курс на Севастополь, вскоре увидели в лучах заходящего солнца очертания Воронцовского дворца. Пилот развернул машину над ним и, поймав попутный ветер, стал плавно спускаться на водную гладь. Благо на море начался вечерний штиль. Благополучно приводнившись, мы направили самолет к причалу, на котором собралась толпа любопытной челяди и сам управляющий имением.
Аэроплан плавно подплыл к причалу, покачиваясь на волнах. Я приказал всем оставаться на своих местах, выбравшись из кабины, сделал несколько шагов по крылу самолета и спрыгнул с него. Ко мне сразу же подошел управляющий и представился. В свою очередь и я назвал себя и предъявил ему свои полномочия в виде брегета, подаренного мне императором. Отведя управляющего в сторону от любопытствующей толпы, я попросил его убрать с причала мешавших нам людей и организовать разгрузку ящиков. Тот отдал соответствующее распоряжение и дворцовая обслуга пошла по своим делам. На причале остались только четверо молодцов с тележками. Привязав самолет к причалу, я дал команду начать разгрузку, и экипаж при помощи служителей дворца стал разгружать ящики, складывая их на причале. Здесь они поднимались на тележку по одному и отвозились в сторону дворца. Пока шел процесс разгрузки, у меня с управляющим состоялась беседа по поводу сохранности груза.
– Куда вы намерены их определить? − спросил я.
– В подвал, − ответил управляющий, − чтобы все видели, что это медикаменты. А ночью мы перенесем их в другое место, − и загадочно улыбнулся.
Пока разгружали ящики, я осмотрел фасад дворца. Не то, чтобы я раньше не был здесь, дворец находился не так далеко от дворца императора Николая II, дело в том, что архитектура дворца всегда поражала меня. Она олицетворяла собою как бы единение двух миров и двух цивилизаций – христианской и мусульманской, и поразительно было то, что христианская сторона выходила на цветущий сад, который был разбит среди скал по указу графа Воронцова. А мусульманская сторона была открыта морю и обдувалась всеми солеными ветрами. Эту архитектуру предложил англичанин-архитектор, которому граф заказал создать здесь, на каменных скалах, свой не похожий ни на что дворец. Этот архитектор, достаточно молодой, слыл большим оригиналом и мистиком. В свои молодые годы он был достаточно знаменит оригинальными находками в решении различного рода архитектурных проблем. И здесь он создал такой шедевр, который поражал многих современников, и знать, съезжавшаяся сюда в период летнего отдыха на балы, восхищалась продуманностью стиля и открытости, которую олицетворял собою дворец. Но это была только верхняя часть здания.
Существовала, как еще оказалось, и нижняя часть этого громадного сооружения, которая была известна немногим. И она хранила много тайн, которые не раскрыты и по сегодняшний день. Да и сам граф Воронцов был большим оригиналом с нестандартным мышлением. В период Отечественной войны 1812 года он в своем подмосковном имении за свои средства организовал для солдат большой госпиталь, лечил их там и по выздоровлении выдавал деньги на дальнейшее пропитание. Переодевшись в крестьянское платье, пробирался в оккупированную французами Москву, добывая военные сведения для русской армии. Назначенный губернатором Новороссии, он тратил свои деньги на развитие экономики этого края, выплачивая населению деньги за каждое посаженное в степи дерево. Поощрял виноградарство, овцеводство, первый открыл угольную шахту в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии, развивал каботажное плавание. Многие молодые люди известных фамилий считали за честь верой и правдой служить стране под его началом.