Но в этот миг в комнату вошел дворецкий с письмом на серебряном подносе.
Он протянул его графу, восседавшему во главе стола, и напыщенно произнес:
— Письмо его светлости господину графу! Доставлено нарочным! Он ждет ответа, ваша светлость.
Граф без особого интереса взглянул на письмо.
— От кого оно, Бартон?
— От маркиза Фалькона, ваша светлость!
Граф выпрямился и замер.
— Фалькон? Какого черта? Ему-то что надо?
— Право, Джордж, не при девочках! — воскликнула графиня. — Я и не знала, что маркиз в своем поместье.
— Я тем более, — пожал плечами граф. — Мы встретились в клубе Уайта на прошлой неделе, но какие-то молодые люди создавали такой невообразимый шум, что я, по правде сказать, толком и не слышал, о чем он, собственно, говорил.
— Возможно, это приглашение, папа, — предположила Дирдрей.
Мирабель рассмеялась.
— Это столь же невероятно, как если бы маркиз сам себя пригласил на ланч! Нас никогда не приглашали в Фалькон, по крайней мере лет восемнадцать, и вряд ли пригласят сейчас.
Граф взял письмо с подноса, развернул, затем какое-то время занимался поисками очков, оказавшихся не в том кармане, где он их искал.
Нацепив очки на нос, он снова посмотрел на лежавшее перед ним письмо, потом начал его читать про себя, причем это продолжалось так долго, что в конце концов жена не выдержала.
— Что там, Джордж? — полюбопытствовала она. — Чего хочет от нас маркиз?
— Бог ты мой! — воскликнул граф. — Глазам своим не верю! Быть этого не может!
— Что случилось? Что он пишет? — Теперь в голосе жены слышалось беспокойство.
Эльмина вознамерилась было выйти из-за стола, но теперь, заинтересовавшись содержанием письма, остановилась и вновь села.
Граф уставился на лист бумаги, который держал в руке.
И тут, словно неожиданно для себя сообразив, что они в комнате не одни, а дворецкий с весьма понятной терпеливостью также ожидает ответа, сказал:
—Я позвоню, Бартон. Вели нарочному подождать.
— Слушаюсь, ваша светлость! — ответил пожилой дворецкий с некоторым разочарованием.
Он жил в доме более тридцати лет, и обо всех событиях, касающихся жизни семьи, ему хотелось бы знать заранее, а не после того, как они уже произошли.
Граф, однако, подождал, пока дверь буфетной закроется за дворецким, прежде чем сообщить:
— Не думаю, что это некий розыгрыш. Фалькон просит руки моей дочери!
На миг в комнате воцарилась гробовая тишина, взорванная восклицанием графини:
— Должно быть, вы ошибаетесь! Как можно обращаться с подобной просьбой вот так вдруг, с бухты-барахты, без каких-либо предварительных переговоров?
— Теперь, когда я думаю обо всем этом, — задумчиво произнес граф, — мне кажется, именно этот вопрос он затронул тем вечером в клубе Уайта. Честно говоря, моя дорогая, я тогда выпил слишком много портвейна со стариком Энструтером, а Фалькон весьма неосмотрительно произносил какие-то слова именно в то ухо, на которое я туговат, — мне оставалось только кивать и улыбаться его речам. Получается, я безотчетно согласился на нечто подобное.
— Невероятно! — в сердцах вскричала графиня.
— Лично я нахожу все это оскорбительным! — решительно заявила Мирабель. — Слава богу, мне за него замуж не выходить!
— Что вы хотите этим сказать, сударыня? — осведомился граф.
Он посмотрел на старшую дочь так, словно никогда ее прежде не видел, после чего медленно произнес:
— Диадема Фальконов тебе очень пойдет!
Мирабель всплеснула руками.
— Что вы такое говорите, папа? Что вы задумали? Вам известно, что я выхожу замуж за Роберта, вы же сами дали согласие на наш брак.
— Но ваша помолвка остается тайной, до сих пор о ней никто не объявлял.
Мирабель даже покраснела от возмущения.
— Вы дали слово, папа, а джентльмены не берут свои слова назад!
Граф вздохнул и перевел взгляд на вторую дочь. Дирдрей уже приготовила ответ и, не дожидаясь обращения к себе, выпалила:
— Прежде чем вы произнесете хоть слово, папа, хочу предупредить вас, что не имею никакого желания выходить замуж за маркиза Фалькона! Я всегда не могла его терпеть: он был заносчив и неучтив с нами, когда мы встречались на охоте. И вообще — между мною и Кристофером все уже оговорено, просто я еще не успела сообщить вам об этом.
— С Кристофером Бардслеем! — воскликнула графиня. — О Дирдрей, ну почему же ты не призналась мне? Я всегда втайне надеялась, что ты сумеешь покорить его сердце.
— Его сердце принадлежит мне, — отчеканила Дирдрей. — Но сейчас, когда его отец так болен, что может умереть в любую минуту, Кристофер не решился переговорить с нашим папой.
— Я все понимаю, — ласково молвила графиня, — и уверена, моя дорогая девочка, ты будешь очень счастлива с этим очаровательным молодым человеком.
Леди Уорнборо действительно восхищалась красотой и благовоспитанностью Кристофера, выделяя его среди молодых людей, посещавших их дом.
К тому же лорд Бардслей владел прекрасным имением, которое Кристофер вместе с титулом унаследует после его смерти.
— Спасибо, мама, — улыбнулась Дирдрей. — Я знала, что вы все поймете. Я ничего не рассказывала, так как Кристофер считал бессердечностью говорить о наших планах, когда его отец умирает.
— Прекрасно, — отрезал граф. — Но что я теперь должен ответить Фалькону?
— Я выйду за него замуж, папа!
Если бы Эльмина вдруг пальнула из пистолета, сия выходка не вызвала бы среди присутствующих в комнате для завтрака большего потрясения.
Все взгляды устремились к ней, а граф недовольно сказал:
— Ты? Об этом не может быть и речи!
— Но почему? — удивилась Эльмина.
— Во-первых, ты слишком молода, — вмешалась графиня.
— На следующей неделе мне исполнится восемнадцать, и я думаю, мама, вы не станете отрицать, что единственное препятствие для представления меня ко двору уже в этом сезоне заключалось в нехватке у нас средств. Вы не могли позволить себе вывозить сразу троих, так как папа не одобрил подобных расходов.
Она умолкла, и, поскольку никто не собирался что-либо возразить, добавила:
— Я достаточно взрослая для брака и готова выйти замуж за маркиза! '
Граф разглядывал дочь, словно она была молоденькой кобылкой, достоинства которой ему предстоит оценить.
— Вопрос в том, — раздумчиво произнес он, — будет ли маркиз готов жениться на тебе.
— Он не станет привередничать, папа, — насколько нам известно, он никогда раньше не замечал и не выделял ни Мирабель, ни Дирдрей, поэтому, как я догадываюсь, его лично устроит любая из ваших дочерей.
У графини перехватило дыхание.
— Мне кажется, Джордж, в этом есть нечто унизительное для нас! Как может он писать вам, испрашивая разрешения жениться на одной из ваших дочерей, предварительно не обсудив с вами все надлежащим образом?
— Я ведь только что объяснил вам: Фалькон, должно быть, именно этот вопрос и обсуждал со мной прошлой ночью, когда я и услышать-то не мог ни одного его слова. Теперь же он изложил все в письменной форме, и вам негоже делать вид, будто маркиз — не тот человек, которого любой на моем месте пожелал бы приветствовать в качестве будущего зятя.
Графиня промолчала.
Она подумала о положении маркиза в обществе, его огромном поместье, граничащем с их землей, его невероятном богатстве, а также о том, что в ее окружении мало кто решался говорить о нем без благоговейного трепета.
Как будто этот человек жил в совершенно ином мире.
Граф снова взглянул на Эльмину, словно хотел удостовериться, не ошибся ли он.
Потом мягко сказал, обернувшись к Мирабель:
— Надеюсь, дорогая моя, ты реально оцениваешь тот статус, который приобрела бы как маркиза Фалькон? Наследственная фрейлина королевы, personagrata, всегда радушно принимаемая при дворе; к тому же нет ни одного иностранного гостя, которого не пригласили бы погостить в Фалькон.
— Что ж, они более удачливы, нежели мы! Мы живем всего в пяти милях от его дома, но ни разу, папа, нас не приглашали ни на балы, ни на праздники в саду, ни даже на скачки, хотя слышим о них от каждого встречного.