На свадьбах и вечеринках, посвященных зимним чудесам, я устанавливала снегоуборочную машину так, чтобы она посыпала танцпол или сцену мягким живописным снегопадом. Для миссис Уотсон при помощи насадки «снежная пушка» выбрасываю три кубических фута снега в секунду.
Повернув регулятор мощности до одиннадцати, с ревом пускаю аппарат в работу и напрягаюсь. Затем ногой с силой ударяю по кнопке включения.
Шланг вздрогнул, из него хлынул снег, и я крепко вцепилась в него, изо всех сил стараясь направить белый поток на дом перед собой.
Мои очки для защиты от снега моментально запотели, так что дом было трудно разглядеть. Но, прищурившись сквозь белую дымку, удалось разглядеть, что снег заваливает окна и двери, а на крыльце начинает скапливаться в сугробы.
За громким ревом мотора и стуком снега о дом смутно слышались раскаты восхищенного смеха миссис Уотсон.
А может, это были гневные мужские крики?
Наклонив голову, я попыталась стереть туман с очков верхней рукой, продолжая крепко держать вибрирующую пушку. Когда же подняла лицо, небольшое прозрачное пятно на линзе позволило мне лучше рассмотреть дом.
Входная дверь была… открыта?
Сердце у меня екнуло, когда сработала кнопка выключения.
Оглушительный грохот машины прекратился, и внезапно раздались гневные мужские крики. Как и смех миссис Уотсон. Она согнулась, упершись руками в колени, и гоготала так сильно, что было удивительно, почему еще не обмочилась в штаны.
— Вы же сказали, что в доме никого нет! — я выронила насадку и соскочила с агрегата. Она была слишком занята смехом, чтобы ответить, но крики, доносившиеся изнутри входной двери, подсказывали мне, что женщина, должно быть, солгала.
Это было плохо.
С широко открытой дверью снег ворвался в дом. Моя страховка не покроет такой ущерб.
Быстро вбежав по ступенькам, понеслась к двери, смутно представляя, как буду разгребать снег и пытаться вытереть остатки воды, пока та не испортила пол. Но как только я спрыгнула с верхней ступеньки, мой ботинок поскользнулся на слякоти. Меня понесло вперед, превратив в человеческое пушечное мясо. Махая конечностями, с размаху влетела в дверь.
Сбив человека, который издал громкое «Какопф», я упала вместе с ним. Вокруг нас лежал снег, огромные кучи которого уже таяли на полу коридора. Приземлились мы в кучу, но приземление все равно было болезненным.
— Ой, — воскликнула я, вытаскивая голову из удивительно приятно пахнущей подмышки мужчины.
Затем в ужасе уставилась вверх, забыв о мужчине, на котором лежала, потому что надо мной стояли двое других мужчин и смотрели вниз.
Один был примерно моего возраста, высокий и мускулистый. Несмотря на длинный шрам на шее и еще один шрам на предплечье, он был так же великолепен, как это помнится мне, хотя его плечи стали по меньшей мере вдвое шире с тех пор, как я видела его в последний раз. Его звали Мейсон Леннокс, и был знаком еще со школьных времен.
Другой мужчина был отцом Мейсона, Эдвардом Ленноксом. Я сразу же узнала его внушительные брови. За годы, прошедшие с тех пор, как мне довелось видеть его в последний раз, они не должны были стать еще более кустистыми, но стали еще гуще, чем волосы Эйнштейна.
Лицо Эдварда покраснело, он что-то лопотал, пытаясь вымолвить, но, похоже, был слишком потрясен и разгневан.
Я с ужасом поняла, что тону.
Это был не дом Трикси Уотсон.
Это был дом Эдварда Леннокса.
По законам Вселенной мой старый учитель английского языка не должен был мне врать. Но, судя по истерическому смеху, который я все еще слышала снаружи, она даже не раскаивалась.
Женщина, из-за которой, как я с запозданием вспомнила, после целого года упорной работы в ее классе поставила мне едва проходную оценку, обманула меня. Но по какой-то причине заплатила мне за то, чтобы устроить снежную бурю в доме Эдварда. И вот теперь я, невинный эльф, оказалась в серьезной беде.
В шоке от встречи с Мейсоном Ленноксом и его отцом я почти забыла о мужчине, на котором лежала. Пока он не сместился подо мной, застонав и подняв голову.
— Какого черта? — потребовал он, его голос был таким глубоким и сексуальным.
Я заглянула в глаза, которые были почти, но не совсем одного цвета — один голубовато-зеленый, а другой зелено-голубой. Их окольцовывали темные длинные ресницы. Но твердая челюсть и мускулистые плечи мужчины сводили на нет ресницы, как будто его создатель переборщил с мужественными чертами, чтобы компенсировать красивые глаза.
Мой желудок подпрыгнул и упал на пол. Слишком уж хорошо я знала этого мужчину.