— Ты уверен, что еще не слишком рано признаваться мне в любви? Мы живем вместе всего шесть дней, а это значит, что мы занимались любовью всего двадцать четыре раза.
Я моргнула.
— Ты считал, сколько раз мы занимались любовью?
— Я думаю, в среднем около четырех раз в день. Шесть дней — это двадцать четыре раза, — он нахмурил брови, — а учитывая, что сейчас тридцать первое декабря, это может стать серьезной проблемой.
— Почему?
— Двадцать четыре — несчастливое число, чтобы закончить год. С другой стороны, двадцать пять…. — мужчина повернулся ко мне и очень медленно провел пальцами по середине моего тела, между грудей и вдоль живота, — двадцать пять — это благоприятно. Закончив год под номером двадцать пять, мы получим счастье и процветание на весь следующий год.
— Мама только сейчас простила меня за то, что я сбежал со свадьбы Холли, — напоминаю ему, — если мы опоздаем на ее вечеринку… ох!
Люк двинулся вниз по моему телу и поцеловал живот, продолжая ласкать меня между ног.
— Ты хочешь, чтобы я остановился?
— Хочу, но двадцать четыре — очень несчастливое число, — слабо сказала я. — Мы не хотим, чтобы у нас была плохая карма на следующий год.
Люк хрюкнул что-то похожее на согласие, но звук был приглушенным.
И мы сильно опоздали на вечеринку.
Пробравшись в дом за час до полуночи, мы взяли несколько напитков и смешались с другими гостями, притворившись, что были здесь все это время.
Мама пригласила на новогоднюю вечеринку всех крупных чиновников в округе, и мы завязали вежливую светскую беседу с несколькими людьми, хотя разговор был немного затруднен, потому что нам приходилось избегать вопросов о работе Люка.
Судя по всему, это была секретная операция. Мне было известно, что он входит в группу наблюдения за подозреваемым наркоторговцем, но назвать имен не имел право. Да и никто другой не мог знать даже этого. Если кто-то спрашивал, тот делал вид, что раскрывает обычные преступления.
Незадолго до полуночи меня осенила блестящая идея.
— Пойдем со мной, — я схватила Люка за руку и потащила на кухню, направляя его к кладовке. Затем достала высокую, тяжелую металлическую бутылку, которую припрятала там раньше.
— Что это? — спросил он.
Поднеся конец шланга ко рту, я на секунду включил вентиль в верхней части бутылки и вдохнул газ.
— Гелий, которым наполняла воздушные шары, — мои глаза расширились, а голос прозвучал еще писклявее, чем представлялось. Мы оба разразились хохотом.
— Дай-ка я попробую, — Люк забрал шланг, вдыхая газ, едва сдерживая усмешку, прежде чем всосать его в себя.
— Мне нравится, насколько ты дикая, — его слова прозвучали пискляво, как у гиперактивной мыши. Он звучал еще смешнее, чем я.
Затем в гостиной прервалась музыка. В наступившей тишине мама позвала:
— Где моя дочь? Кто-нибудь видел мою дочь? — она говорила невнятно, словно выпила слишком много шампанского.
— О-о-о, — пискнул Люк.
Я снова расхохоталась. Его голос был таким уморительным, что просто невозможно было сдержаться.
Схватив шланг, я набрала еще одну порцию гелия.
— Не волнуйся, — пропищала я сквозь громкое хихиканье. — Мама будет искать Холли, а не меня.
Слишком поздно я вспомнила, что Холли сегодня осталась дома. Затем дверь кухни распахнулась.
— Вот она! — мама схватила меня за руку и потащила в гостиную. — Все поаплодируйте моей дочери, умному декоратору, благодаря которому дом выглядит потрясающе!
Раздался короткий взрыв аплодисментов, и я оглядела гостей. На политиков и местных высокопоставленных лиц. Самых важных людей Сан-Данте.
— Спасибо, — пискнула я голосом, похожим на голос Дональда Дака.
Позади меня Люк смеялся так сильно, что не мог стоять на ногах.
Мама долго смотрела на меня.
— Ну что ж… — она бодро хлопнула в ладоши. — Мы готовы начать обратный отсчет. Десять секунд до Нового года!
— Десять! — крикнул мужчина в задней части комнаты, и все остальные присоединились к нему. — Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять…
Люк притянул меня к себе.
— Три, — пискнул он. — Два. Один.
Я не устраивала никаких фейерверков на маминой вечеринке. Но глядя на то, как Люк целует меня, они определенно взорвались.
— Этот год будет самым лучшим за всю историю, — голос Люка снова стал нормальным. Он прижался лбом к моему, его глаза сияли любовью. Вокруг нас люди продолжали обниматься и радоваться, но казалось, что мы находимся в своем собственном мире. Лишь вдвоем в любви друг к другу. Все остальное померкло.