По мнению господина Гёре, этим средством является конституция и развитие социалистической партии. «Те, кто ранее не был убежден в исторической необходимости и благотворной роли рабочего движения, тот убеждается в этом, прочитав в книге Фишера, как жил рабочий тридцать лет назад.» Однако же, господин Гёре признает, что это не является мнением автора. «И теперь, — говорит он, — Карл Фишер все еще закрыт для социализма, он упорствует в своих слишком явных религиозных чувствах и испытывает самое глубокое уважение к имперской власти.» Вот так, без ведома автора и даже вопреки ему, его книга стала обвинением против нынешнего состояния общества и защитой общественного идеала Карла Маркса и господина Бебеля, — вещь, в которой, в конце концов, нет ничего невероятного, особенно со стороны человек, так мало привыкшего даже к простейшим умозрительным построениям. И — добавлю — есть часть программы социалистической партии, полезность которой безусловно подтверждается автобиографией старого рабочего, а именно, та часть, где рабочим предлагается объединиться в борьбе за свои интересы. Если бы рабочие на кирпичном заводе в Оснабрюке в то время, когда с ними работал Фишер, имели бы профсоюз, то уж, конечно, хозяева не сокращали бы постоянно жалованье рабочим, как они это делали, и закрыли бы завод только тогда, когда сами бы стали с каждым годом получать меньше прибыли. Ну да ладно, ведь преимущество совместных действий останется одним из выводов, которые следуют из чтения книги. И этот вывод, думаю, одобрил бы даже дед Карла Фишера, старый солдат, забавлявшийся тем, что, положив рядом с собой раскрытую Библию, писал «что-то вроде пастырских проповедей».
Но заходить дальше и пытаться извлечь из воспоминаний Фишера доводы в пользу социалистических идеалов — значит, на мой взгляд, абсолютно не представлять истинного характера книги. От страданий, которые терпел старый рабочий в течение полувека, не смогут избавить лишь внешние реформы. И уж, конечно, не триумф коллективизма помешает отцу избивать сына, товарищам по бригаде обкрадывать своего же, а мастерам унижать и притеснять человека, находящегося в их полном подчинении. Если его автобиография и может что-то доказать нам, так это то, что счастье человека гораздо меньше зависит от его материального положения, чем от его душевного состояния и от душевного состояния окружающих его людей. Благодаря своему красноречию тем более убедительному, ибо оно наивно и непосредственно, эта книга заставила нас понять, что «социальный вопрос — это прежде всего вопрос морали». И хотя бывший пастор, представивший нам эту книгу, кажется, удивлен, что приключения старика Фишера не помешали ему «упорствовать в религиозных чувствах», я постарался показать, что сами эти приключения напоминают нам о самом ценном, что есть в мире как для рабочих, так и для их хозяев: о твердой вере «в мир иной, о котором постоянно говорит нам Иисус Христос в своих Евангелиях».
II. Английский каменщик
Возможно, вы еще не забыли журналиста, который несколько лет назад предпринял одно любопытное «исследование», касающееся причин и условий долголетия? Он нанес визиты многим знаменитым старцам, смотрел, насколько хорошо каждый из них сохранился, и выспрашивал, как им это удалось. Естественно, каждый нахваливал свой образ жизни и полагал его единственным средством противостоять наступлению старости. Один из них заявил, что давно бы умер, если бы хоть раз проснулся позже пяти часов утра. «Откажитесь от курения, — говорил второй, — и к восьмидесяти годам вы не почувствуете тяжести лет!» Но единственный настоящий старец, — я имею ввиду то, что он был самый старый из всех и что он замечательно сохранился, — явил собой пример совершенно противоположный и дал советы совсем иные. Талантливый художник, увенчанный славой, последний хранитель великих классических традиций французской школы живописи, он и в свои восемьдесят пять оставался крепким, ловким, полным жизни и здоровья, словно молодой подмастерье. Он принял посетителя в окрестностях Парижа, где, не выпуская трубки изо рта, работал на свежем воздухе в любое время года и в любую погоду. Когда же, наконец, журналист осмелился напомнить ему о возрасте и задал вопрос, который недавно задавал почтенным старцам, то старик прежде, чем ответить, налили себе еще разок большую рюмку абсента, а после сказал (не могу претендовать на дословное воспроизведение), что постоянная привычка к «аперитиву», а также к хорошему вину во время отдыха — всего лишь одна из многих привычек, коим он обязан удивительной молодости тела и ясности сознания, поскольку в основном он приписывал этот результат своей привычке никогда не противиться природным инстинктам, говорившим в нем, например, отправляться в постель только тогда, когда потянет спать, вставать только тогда, когда захочется встать, — словом, никогда не стеснять себя ничем под предлогом строгого соблюдения правил или умеренности.
280
«Reminiscences of a Stonemason, by a Working Man», London, John Murray, 1908 (