«Плутовским романом» — вот чем от начала до конца является книга английского каменщика! Совершенно пренебрегая принятыми законами композиции, автор ведет нас в свое прошлое, бегло обрисовывая самые важные моменты своей жизни, и в то же время посвящает целые главы событиям, никакого отношения к нему самому не имеющим; а нам, его читателям, подобное отсутствие плана отнюдь не мешает, скорее, наоборот, мы склонны приписать это скрытому замыслу — настолько восхищает нас сочность и живописность портретов и сцен. И, в конце концов, в этой попытке смешения разных событий с фактами из своей жизни есть что-то очень благородное и трогательное, то, что удивило меня когда-то в землекопе Фишере и что отражает у обоих душевное состояние того класса людей, куда еще не проникла зараза «буржуазного» эгоизма. Мы чувствуем, автор не занят только своей собственной персоной и не отделяет себя от остального мира в то время, как все мы зачастую склонны это делать. Как только случай сводит его с более умным, более ловким, или более необычным, чем он, человеком, или с личностью, заинтересовавшей его своей святостью или плутовством. — как он тут же забывает о себе и на нескольких страницах начинает описывать нового знакомца! И тем не менее это не мешает ему замечательно передавать свои впечатления, и каждая глава переполнена небольшими зарисовками вроде той, что я процитирую ниже, взяв ее наугад из множества подобных. Еще совсем молодой рабочий, прибывший в Лондон несколько дней назад, испытал огромную радость, закончив свою первую трудовую неделю.
В ту первую субботу, когда я получил жалованье, хоть по субботам работали только полдня, а потому получали половинное жалованье, — в ту первую субботу мне показалось, что я очутился в Эльдорадо. Нам заплатили в полдень, и я решил пройтись под ярким январским солнцем до дома пешком, хоть в кармане у меня и лежал льготный железнодорожный билет. В этом же кармане у меня лежали и деньги; а поскольку к тому же я был уверен, что в следующий понедельник найду работу, я сказал себе, что вполне заслужил маленький праздник.
По пути мне попался книжный магазин, около его двери прямо на тротуаре были свалены подержанные с трудом продававшиеся книги ценой от двух до четырех пенсов. Роясь в этой куче, я обнаружил французскую книгу Ламартина, у нее не было обложки, но все же она была еще в довольно хорошем состоянии. Я купил ее, осталось только добыть словарь. По случаю я купил маленький, за шиллинг, и, думаю, после моего ухода торговец здорово посмеялся, когда я ушел, так как несчастный словарь уж точно стоил не больше пяти пенсов.
Все же я был очень горд своей покупкой и очень торопился опробовать свои новые приобретения. Я уже знал, что у нас в округе есть кафе, где рабочим разрешается после того, как они опрокинут стаканчик, посидеть там еще некоторое время. Я зашел в одно из них, и убедившись, что никто не обращает на меня никакого внимания, положил на стол моего Ламартина и погрузился в неизвестное. Увы! После нескольких слов, удачно выкопанных в словаре, я столкнулся с que в месте, где ничто не позволяло объяснить его значение. Я был повержен, разбит наголову и тут же отказался от изучения французского языка с тем, чтобы вернуться к его изучению не раньше, чем через десять лет.
Вновь устремился я к яркому солнечному свету и к трем часам добрался наконец до квартала, где жил. На углу меня остановил чистильщик сапог, и я решил почистить сапоги. И вот стою я, одна нога на ящике, а проходящий мимо мальчишка посмотрел на меня и говорит весело: «Эй, кирпич! Платим за лоск?» Как! Находясь в Лондоне уже несколько дней, стоя под этим славным солнцем, с жалованьем в кармане, я был принят за каменщика! Зачем же тогда было покупать Ламартина? И какая мне польза в храбро завоеванной независимости?
Я побежал домой и, заплатив хозяйке за жилье, закрылся в своей комнате. Не могу описать, какой грустной и мрачной, словно тюрьма, показалась мне моя комната, несмотря на сверкавшее солнце. Мне понадобилось большое усилие, чтобы вновь одеться и выйти опять навстречу радости улиц, в те далекие времена всегда имевших субботними вечерами праздничный вид.