Вот уже и опыт есть у меня в работе, а все время надо на ходу принимать решения. Тут нет учебника, в который бы заглянул, справился, как поступать. Сам случай подсказывает. «Человек — это звучит гордо».
1 апреля 1932 г.
«Первый апрель — никому не верь. Так, оказывается, нужно поступать, а не миндальничать. Мало того, что Боб вернулся «под мухой», — правда, не сильно, — он еще опоздал на полтора часа и сделал прогул в оркестре. В оркестре возмущены, особенно кипятились домристы Карелин и Хавкин, которые ходили жаловаться на меня: «Андреич знает слабости Боба и отпускает в Москву. Чего в Москве Бобу делать? По шалманам шатается». Последнее обвинение, я убежден, только выдумка, но все равно Боб, конечно, виновен. Не хватало мне за него объясняться с Богословским.
Я вызвал Боба, грубо сказал ему:
— Ну скажи, ты не сволочь? И ты еще считаешь себя мужчиной? Тряпка ты, слова у тебя нет.
Боб перебил меня:
— Ну что мне, стрихнин принять?
Смотрю — на глазах у него опять слезы. Что с ним в самом деле? Стал успокаивать, он поспешно вышел.
Вечером столкнулись на территории, он отозвал меня, стали ходить, и я услышал вещи удивительные:
— Понимаешь, Андреич, влюбился в одну девчонку тут. А она то лясы со мной тачает, то смотреть не хочет. Из-за нее и с фрезера-уреза ушел, чтобы интеллигентом заделаться. Все равно ноль внимания. Второй месяц сохну, предлагал жениться — один смех от нее. Если узнает, что мне предстоит «выкачка» из коммуны в какую хошь сторону, то еще плюнет в рожу. Она гордая, я знаю. «На, — скажет, — женишок задаток». Она самостоятельная. Тогда я сам ее изобью, не посмотрю на законы коммуны. Один конец — пропадать.
Сам почти дрожит. Так вот что с ним?!
— Кто эта девушка?
— Наташа Ключарева. С трикотажной.
С полчаса мы ходили. Долго я с ним говорил, объяснял. Я говорил, что женщины ищут такого человека, на которого можно опереться, который будет хорошим мужем и отцом. Для этого надо быть самостоятельным, чтобы тебя ценили в коллективе. Надо сразу обрезать с выпивками. «Если не сумеешь заслужить любовь девушки, конечно, она за тобой не пойдет», — так я Бобу объяснял.
Он проводил меня до квартиры, я спросил, не хочет ли выпить стакан чаю? Чайник у жены, наверно, готов. Боб отказался, и мы расстались.
Задал еще он мне задачу!»
5 апреля 1932 г.
«Оказывается, эту Наташу Ключареву я немного знаю. В коммуне две тысячи человек, всех не только по фамилии, в лицо не упомнишь. Конечно, значения это не имеет, знаю или не знаю, а все-таки легче было разговаривать.
Ей известно, что Боб Данков мой воспитанник. Я спросил, как она к нему относится? Наташа не удивилась, не покраснела, только внимательно-внимательно на меня глянула и опустила глаза. Глаза у нее зеленые и точно светятся. А волосы — как медная проволока — и тоже светятся! Интересная девушка, статная. Одета фасонисто. Хоть бы раз перебила, только насторожилась вся, слова не проронит.
Кончил я, тогда спросила:
— Зачем вам знать?
— Уж не из пустого любопытства, — смеюсь. — Раньше ведь не заговаривал с тобой?
Опять молчит. Я тогда серьезно:
— Может, думаешь, что Боб подослал? Сватом быть не собираюсь, убеждать тебя тоже. О чем толкуете, как относитесь друг к дружке — дело ваше. Одно только хочу: из Боба человека сделать, об этом и тебя прошу. Ты можешь помочь. Ему надо с бутылками кончать. Это поставь ему условием. Он парень способный, хорошо играет на балалайке — тоже, чтобы не пропускал.
Засмеялась Наташа.
— Договорились? Давай пять.
Опять молчит, но мою руку пожала. Когда уходил, напомнил:
— Об этом, конечно, Бобу… понимаешь? Только мы с тобой будем знать».
9 апреля 1932 г.
«Внезапно МУР затребовал Боба в Москву. Зачем? Не сообщили. Сообщение это поразило Боба, лицо его стало красным, нижняя губа затряслась: это было высшим признаком возбуждения, я уже изучил его. В глазах вместе с недоумением я прочел страх: что, мол, стряслось? Для выяснения причины или, как мне сказал Сергей Петрович, «материала на Данкова», послали и меня. После завтрака мы сели в электричку и поехали.
И в вагоне, и потом от вокзала до Петровки Боб все время пытал меня:
— Чего это о н и подсекли меня… будто карася. Тянут душу.
— Придем в МУР, скажут. Вообще-то чего ты меня спрашиваешь? Тебе должно быть виднее, зачем зовут.