Один раз, правда, я вступил со своими сослуживцами в острый «конфликт». Меня критиковали впервые, и переносить это на склоне лет было тяжело. Особенно потому, что внутренне я чувствовал себя правым. Случилось это вот как.
Стоял воскресный теплый день. К перрону одна за другой подкатывали электрички. В магазине у меня народу было не счесть. Толкались у прилавков, рассматривали выставленные на комиссию костюмы, пальто, магнитофоны, телевизоры. Одни входили, другие выходили нагруженные свертками. Шум, говор. Все время занимаешься с покупателями, вежливо отвечаешь на вопросы, показываешь, хвалишь товар. Еле управляюсь. И вот в этой сутолоке вдруг слышу звонкий женский голос:
— Украл! Аккордеон украл!
— А верно! Не заплатил, негодник! — подтвердил чей-то бас.
Гляжу, на прилавке, где у меня обычно стоят музыкальные инструменты, и впрямь нет одного аккордеона. Растерялся я вначале, вещь как-никак двухсотрублевая, но быстро опомнился. Выскакиваю на улицу. Худощавый парень с красным магазинным аккордеоном под мышкой находился уже почти у железнодорожного переезда. Шел быстро, однако спокойно.
Насколько позволяли силы, я рванулся за ним.
— Держите вора! — закричал я на бегу, обращаясь к людям, ожидавшим очередного поезда.
Парень, услышав мой голос, оглянулся, ускорил шаг и тем самым привлек к себе внимание пассажиров. Его стали ловить. Парень метнулся в сторону. Перепрыгивая через перила, отделявшие перрон от станционной площади, неловко зацепился ногой и чуть не упал. Аккордеон выскользнул у него из-под руки и, всхлипнув мехами, отлетел на мостовую, обдирая золоченую отделку о шершавый бетон.
Когда я подбежал, парня уже держали двое мужчин. Я поднял инструмент.
— За такой аккордеон теперь и полсотни никто не даст, — огорченно проговорил я, сжимая порванные меха. — Как буду перед владельцем отчитываться? Не поверит. Скажет, в магазине об ящики покорежил.
Подоспел милиционер и повел парня в отделение. Тот не сопротивлялся. Был он какой-то безучастный будто это и не его только что ловили, и не ему предстоит отчитываться за воровство. Уходя с милиционером, он обернулся, и на его бледном, мальчишеское лице изобразилась вдруг не то улыбка, не то кривая гримаса. Глаза смотрели хмуро, брови были упрямо сдвинуты.
Я забрал аккордеон и вернулся в магазин. Коллеги выражали мне сочувствие, ругали вора:
— Ну молодежь пошла. Волчонок. Ни слова раскаяния.
— Из-за таких мы под суд идем.
— Распустили родители. Компаниями шатаются… волосатики. С девчонками. Вино пьют.
Я молчал. Из рук все валилось, работа не клеилась. Хотелось побыстрее уехать домой. Перед глазами неотступно стоял тот парень.
«Кто он? Почему ворует? — думал я под ритмичный перестук вагонных колес по дороге в Москву. — С виду ему лет шестнадцать, зелен. Но уже должен трезво смотреть на вещи. А что если с парнем беда какая стряслась, деньги позарез нужны. Бывает такое?»
Размышляя так, я волей-неволей вспомнил свое детство. Родители от тифа умерли, когда мне не было и двенадцати лет отроду. Время стояло неспокойное, только что закончилась гражданская война. Голод в стране страшный, а у меня на иждивении три сестренки — младшая только-только ходить начала. Что делать, как кормить семью? Ну, первое время еще перебивались кое-чем: то платье какое, оставшееся от матери, на толкучку снесем, то отцов сюртук, то еще что. Взамен «барахла» — кукурузной мамалыги или макухи притащим, тем и живем. Но вещи быстро кончились. Несколько раз я пытался устроиться на какую-нибудь работу, хоть за харчи, да нигде не брали. «Мал», — говорили, и баста.
Как-то блуждал по Москве в поисках какого-нибудь заработка. Подталкиваемый голодом, пришел на Хитров рынок, был такой в Москве в те времена, недалеко от нашего Колокольного переулка. Обжорка вся в запахах наваристых щей, пирожков с ливером, жареной печенки. Прошелся вдоль рядов. Были бы деньги, бери что хочешь.
Несколько раз останавливался возле торговки с горячими поджаристыми бубликами. Погляжу на них, и слюна набегает. Никогда, казалось, не ел такой сдобы. Что если спереть? В какое-то мгновение уже готов был протянуть руку к теткиной корзине, «А вдруг поймает? Что тогда?» Страшно стало. Чтобы не бередить душу, направился с рынка прочь. Проходя мимо комиссионных лавчонок, наткнулся на Володьку Дуденина, парня с соседней улицы. В семье он, как и я, считался за старшего, кормил двух младших братьев и сестренку. Правда, проблему эту Володька решал намного легче моего. Он давно пристрастился к воровству и пустым домой не возвращался, обязательно что-нибудь прихватит с рынка.