Я, как был в трусах, накинул шинель, зачем-то вышел в коридор и тут столкнулся с Лешкой Титовым. Он принес мне книжку «Железный поток» и хотел взять другую.
— Дадите?
Я вернулся в комнату, но все как-то не мог сообразить, что мне делать. Взял со стула старые брюки, стал рассматривать. Положительно, в них ехать было невозможно: не только грязные, изношенные до крайности, но и две латки на самом видном месте.
— Да вы что… такой? — удивленно спросил Титов. — В шинели ходите.
— Походишь, коль брюки пропали, — с досадой сказал я.
Титов оглядел комнату.
— Не разыгрываете?
Я не ответил и стал надевать старые: все-таки в Москву ехать было надо, что скажут в МОНО, если пропущу совещание? Титов повернулся и, не сказав ни слова, вышел.
Надо бы позавтракать на дорогу, но настроение у меня вконец было испорчено, и я решил, что перекушу в Москве где-нибудь. Я сунул в карман папиросы «Смычка» и уже собирался было выходить, как дверь сама открылась, и на пороге появился Лешка Титов с моими новыми брюками в руках. Я так и ахнул.
— Где нашел?
— Там, где их уже нету. Скажи спасибо, политрук, что захватил вовремя, а то уплыли бы твои шкары на Сухаревку. Понял?
Вот тут мне пригодилось знание блатного словаря: шкары это и есть брюки.
— Огромная благодарность тебе, Леша. Кто же все-таки «тиснул мои шкары»?
— Нашелся такой. Да ты на него не обижайся, политрук, он из новичков. Еще не обтерся в коммуне, вот и холодно ему стало. Мы ему объяснили, где раки зимуют.
Я дал Лешке почитать «Детство» М. Горького и отправился на дачный поезд. Больше к вопросу о пропаже брюк мы никогда не возвращались.
В конце сентября я писал в клубе стенгазету, когда услышал во дворе шумные возгласы ребят, смех. Выглянул в окно и увидел двух парней: их тесным кольцом окружили наши воспитанники. «Кто же это такие?» — подумал я и, отложив перо, вышел из здания.
— Шефы приехали, — сразу сказал мне первый встречный малец. — Из Болшевской коммуны.
От нас Болшевская трудкоммуна была совсем недалеко. Я уже знал, что там воспитывались не подростки, как у нас в Новых Горках, а настоящие «блатачи»: воры-рецидивисты! Признаться, я с большим любопытством смотрел на этих двух «шефов». Право же, встреться я с ними на улице, никогда бы не подумал, что у них такое необычное прошлое. Парни были самые обыкновенные, одетые вполне прилично, в чистых ботинках. У обоих на борту пиджака — кимовские значки.
Меня познакомили. Фамилия старшего была Груздев, я бы ему не дал больше двадцати двух лет. Второй, Беспалов, выглядел года на три моложе. Они с интересом расспрашивали о жизни нашей коммуны, охотно рассказывали о себе.
— Что вы собираетесь сейчас делать, ребята? — спросил наших воспитанников Беспалов.
— В футбол шабать.
— Дело. У вас две команды? Айда на поле, я буду судить.
Ребята шумной гурьбой побежали к издали видным воротам. Мы остались с Груздевым, и я предложил прогуляться к реке Клязьме. В лесу стояла тишина, береза уже начала желтеть. В осиннике тенькала синица, долбил дятел сосну. Ребята наши приносили полные кепки грибов, разводили костры, варили их в котелках. Груздев стал рассказывать о Болшевской трудкоммуне.
— Мы Горькому в Италию письма пишем. Это Матюша наладил… Погребинский: он большой начальник в ОГПУ. Нам Алексей Максимыч прислал большую библиотеку. На каждой книге мы поставили штамп: «Подарено Горьким воспитанникам Болшевской трудкоммуны». Берегем.
— А как у вас дисциплина? — поинтересовался я.
Мне показалось, что Груздев глянул на меня очень внимательно.
— Подходящая.
И шагов через пять просто, искренне пояснил:
— Руководители — хорошие люди. И дядя Миша… это Кузнецов, заведующий. И дядя Сережа — Богословский, врач наш, участник гражданской… Он всей воспитательной частью заворачивает. К ним мы можем в любое время дня и ночи прийти со своими нуждами: никогда не откажут. Правда, один воспитатель расчет взял: ершился больно, кричал, командовал. А разве это дает пользу?
Я покраснел и быстро наклонил голову.
— Желаете, товарищ Назаров, приходите к нам в гости.
— Когда?
— Когда? Хоть завтра.
Посидев еще минут двадцать, мы вернулись в Новые Горки. У меня было такое ощущение, будто обсуждалась моя работа: многое я тогда понял.
Шефов мы напоили чаем и проводили, а я на другой же день, как было условлено, прямо после завтрака отправился в Болшевскую трудкоммуну благо путь лежал недолгий. Позади остался наш поселок, дачи Старых Горок, пешеходный мост через неширокую Клязьму. Показалась станция. Я перешел железную дорогу и углубился по тропинке в лес. На носу уже был октябрь, а погода стояла ясная, теплая, деревья пестрели красной, желтой листвой и лишь ярко зеленели елки.