И мальчики с улицы Чёрных Дроздов, слушая толстенького сына колбасника, смотрели на него с уважением.
— Господи! — вздыхал учитель музыки после очередного урока с сыном колбасника. — Научу ли я этого телёнка хотя бы прилично пиликать на скрипке?
После завтрака Май уходил к дому учителя музыки и слушал под окном, как учитель, показывая сыну колбасника тот или иной пассаж, исторгал из скрипки певучие звуки. Он слушал внимательно, жадно весь урок. Возвращаясь домой. Май старался воспроизвести услышанные звуки:
— А-а-а-а-аи-ио-о-о, — пел он. Мальчишки бежали за ним, смеялись, кричали:
— Соловей поёт! Соловей на бочке!
В жаркий полдень на улице Чёрных Дроздов появился худой человек, одетый в лохмотья. Здесь его никто не знал, откуда он появился — тоже никому не было известно. Лицо незнакомца было морщинистое, медно-красное от нездешнего загара; непокрытаяголова, борода и усы серебрились от густой седины. Он медленно прошёл по улице, вызывая любопытство и удивление прохожих, и остановился у лавки колбасника. Постояв немного, незнакомец открыл дверь.
— Динь! — прозвенел колокольчик.
Колбасник в это время отпускал обрезки Маю. Глянув на вошедшего и поняв, что это нищий, колбасник недовольно поморщился, спросил, что ему здесь нужно.
Человек в лохмотьях опустил голову.
— Мне очень совестно, — глухо заговорил он, — но я вынужден попросить вас… помогите бедному скитальцу, чем можете.
— Ничего нет! — грубо ответил колбасник. — Нет, нет и ещё раз — нет!
Тяжело вздохнув, незнакомец вышел на улицу. Он шёл медленно, понурив голову, и не слышал, как его дважды окликнул Май. Мальчик подошёл к неизвестному, тронул его за руку.
— Послушайте, может вы зайдёте к нам? Я сварил себе и отцу горшок супа. Его хватит и для вас.
Внимательно глянув на Мая, незнакомец молча пошел за ним. Приведя гостя домой, Май дал ему умыться и усадил за стол. Незнакомец быстро и жадно выхлебал глубокую миску супа. Май налил ему ещё.
— Это же твоя порция, — сказал незнакомец. — Я не хотел бы тебя обижать.
— Я каждый день ем суп, а сегодня свой хочу уступить вам.
Незнакомец выхлебал и вторую миску. Когда он насытился, Май спросил его, откуда он идёт и куда.
Незнакомец долго молчал, потом начал рассказывать:
— Минуло пять лет, как я нахожусь в пути. Ещё месяц скитаний, и я буду дома. Не знаю, ждут ли меня мои родные. Пять лет тому назад я снарядил корабль и отправился в Индию. Был я в то время богатым купцом, а теперь, видишь, владею только вот этими лохмотьями. До Индии я добрался благополучно. Продав свои товары, я нагрузил корабль индийскими тканями, сандаловым деревом, изделиями из слоновой кости и многим другим, чем славится индийская земля. На обратном пути буря погубила мой корабль, а я, привязав себя к обломку, три дня и три ночи был в море…
Май слушал рассказ о приключениях незнакомца, как чудесную сказку. Пришёл обедать водовоз. И он слушал незнакомца до первых звёзд, забыв о своей водовозке и лошади, о том, что хозяйкам улицы Чёрных Дроздов на вечер нужна вода.
— Видно, с нашим водовозом что-то случилось, — говорили они, закрывая на ночь ставни. — Заболел, наверно.
А водовоз и Май слушали удивительные рассказы об Индии, о священной реке Ганг, о непроходимых джунглях и чудесных городах, где в рощах дворцов без умолку болтают попугаи, а на площадях заклинатели змей высвистывают на своих свирелях колдовскую музыку, которой повинуются ядовитые кобры.
Все это Май видел во сне. Проснувшись, он пожалел, что ночь так скоро промелькнула.
На рассвете водовоз уехал к ручью. Гость стал собираться в дорогу. Май угостил его великолепным луковым супом.
— Я хочу отблагодарить тебя, мальчик, — сказал гость доставая из-под своих лохмотьев небольшую палочку тёмно-вишнёвого цвета. — Среди чудес Индии я видел поющее дерево. Так индусы называют его потому, что из ветвей этого дерева делают флейты и певучие свирели. Один индус, музыкальный мастер, подарил мне эту палочку.
Гость взял тонкий железный вертел, на котором раза два в год водовоз жарил мясо, разогрел его на огне и выжег сердцевину палочки. Получилась трубка. Выстрогав деревянную затычку, гость вставил её в конец трубки. Остриём вертела он выжег на трубке девять одинаковых отверстий, аккуратно застрогал ножом другой конец свирели и взял её в рот. Перебирая пальцами по отверстиям, гость заиграл принесённую из индийской земли песню. Май слушал, очарованный её красотой. Свирель, казалось, обладала живым голосом, радуясь и тоскуя, рассказывала о том прекрасном, что осталось под небом Индии.