«Почему молчишь? Что? Что ты хочешь?» – Саддам атаковал.
«Не дави на меня, я не смогу,… прости». Саддам молча прибавил шаг по направлению к памятнику, и мне показалось, что рука, удерживающая меня на краю пропасти, расцепилась и я полетела с бешеной скоростью вниз к точке невозврата.
Словом, тот апрельский день мне запомнился. Он отпечатался в моей памяти не только теплотой объятий Кэпа, но и его поднятой чуть позже вверх рукой «на прощанье». Эль Фанар стал местом рождения и местом, как бы сказали изотерики, «астральной смерти» моего неожиданного, возникшего, как внезапный снег зелёной весной, дурацкого щемящего грудь чувства. Блин! Я кажется разрешила себе это – влюбиться… Вот чёрт! Теперь, когда я всякий раз восхожу по мраморным ступеням стелы и, опускаясь на корточки, глажу железные крылья взлетающих в небо птиц, я ощущаю отчётливо, что под огромной каменной плитой «похоронены» не только пассажиры упавшего боинга, но и все мои страхи. Тогда я впервые столкнулась с реальностью, в которой вдруг исчезли в нас в одночасье та счастливая девчонка с морской звездой на ладони и тот мальчишка, в глазах которого было море.
«Магнуна (сумасшедшая – араб.)…» – кто-то незримый шепнёт рядом – «ничего не было, показалось, мираж…» Я почти поверила в то, что это был сон… почти, потому как слишком реальными были целовавшие меня горячие губы и звёзды, которые я видела, запрокидывая при поцелуе голову вверх, были слишком яркими. Саддам целовал меня откровенно, бесстыже, у всех на виду, прижав к ледяному мрамору надгробной плиты. Ноги мои подкашивались, и сопротивляться этому мужчине не было сил; я стояла и дышала им, как воздухом, словно беспомощная пешка на чужом поле шахматной доски, подпёртая чёрным королём противника… «Давай начнём движенья первыми, сегодня я сыграю белыми. И пусть в моих поступках не было логики – я не умела жить по-другому» – как же всё-таки это точно подмечено. В очередной раз вопросительно заглянув в глаза и не найдя там удовлетворительного для себя ответа, Саддам усадил меня в такси. По его резким движениям было видно, что он сильно злился. Уже закрывая дверцу, я увидела, как Кэп поднял на прощание руку, и что-то в этом банальном жесте показалось мне ужасным, сродни какому-то финальному аккорду выглядело это обычное прощание перед сном. Такси рвануло с места, а я ещё минуты две пыталась уговорить себя не вернуться назад. Я ощущала кожей приближение чего-то кошмарного и от этого меня знобило.
Придя в номер, и столкнувшись с искренним удивлением моих попутчиц, которые меня явно не ждали раньше завтрака следующего дня, прямо в одежде я залезла с головой под одеяло и забылась в тревожном сне, убеждая себя в том, что завтра всё будет хорошо.
Глава 5. Начало конца
Не задавай вопросов, если не готова к ответам.
Только не пиши мне больше вечером
Думать, плакать совсем не хочется.
Знаешь, даже сказать тебе нечего.
Не целую. Плохой тебе ночи.
… А потом Саддам просто пропал. Он никак не обнаруживал себя ни на следующий день, ни днём спустя, а я всё не могла заставить себя перестать его ждать. Неля до сих пор вспоминает свои ощущения от той нашей поездки, в которой ей довелось увидеть в моих глазах такую глубину человеческого отчаяния, что она всерьёз задумывалась о том, не совершила бы я с собой чего непоправимого. Я же терзалась другими мыслями, выливавшимися в один лишь вопрос «Почему?», кстати говоря, ответ на который был очевидным для моих попутчиц. «Ты сама во всём виновата! – приговаривала Неля, утирая мне слёзы, – мужик не станет играть в догонялки вечно; игры ему эти ни к чему. Он лучше догонит ту, которая бегает плохо или прикидывается, что плохо. Умной должна быть баба, а ты – дура». Но у меня было своё мнение на этот счёт, и потому я снова и снова набирала абоненту, находящемуся уже четвёртый день подряд «вне зоны действия сети».
Мама всегда говорила, что я очёнь упрямый человек и порой мне казалось, что это качество во мне её раздражало. Бабушка называла эту мою черту характера несколько иначе: «Сухоломная ты, не слушаешь никого!» – говорила она. Сейчас, спустя практически два года, я уверена, что не прояви я упорства тогда, всё могло быть иначе, но на «иначе» я не была согласна ни тогда, ни теперь.
«Ну, наконец-то, мы встретились, дорогая!» – повизгивающий истеричный альт, который всегда был неотъемлемой частью моей близкой подруги, этим вечером особенно напрягал. Нужно сказать о том, что с Динарой я в большинстве случаев встречалась неохотно, вроде бы как из чувства долга или жалости; в этот раз было не без того. Дина была в Шарме на тот момент без малого три месяца, и я чувствовала, что период её адаптации ещё не истёк. Безусловно, мне хотелось поддержать её морально. Сегодня именно по этому поводу я соизволила выбраться на променад Меркато, большие ворота которого в вечерних сумерках горели кроваво-красным.