Откуда-то, судя по степени отдалённости – из ванной, раздался голос Саддама: «Хочешь чаю?»… большого труда мне стоило сдержать сарказм, чуть было не вырвавшийся из меня ответной фразой: «А может сразу?»… вместо этого я каким-то осипшим голосом ответила: «Нет, спасибо». Я сделала шаг вперёд и споткнулась о книжный развал на полу, где мой взгляд упал на потёртую обложку книги, в которой я узнала роман Л. Н. Толстого «Анна Каренина». Не успела я испугаться недвусмысленному намёку-привету из России, как мне навстречу вышел из ванной комнаты Саддам. Спросив меня на ходу о том, не буду ли я против того, что он снимет штаны, потому что очень жарко, и, не дав мне шанса на какой-либо ответ, в следующее мгновение он уже небрежно швырнул бриджи на спинку единственного стула, стоящего одиноко на кухне. «Кстати», – добавил он, повернувшись ко мне, – «ты тоже можешь раздеться, если хочешь». Увидев мои испуганные глаза, он расхохотался и прокричал, что мне нечего бояться и, что женскими трусами его не шокировать. Мне порядком надоели его издёвки, и я швырнула в него подвернувшейся под руку подушкой. Он нанёс контрудар и сказал, что если я решила вступить с ним в бой, то прежде мы должны договориться о награде для победителя.
О, боже! Я старалась не смотреть ему в глаза потому как в ответ на то, что я в них видела, мне хотелось сдаться тут же, без всякого боя. Но это была моя игра и я должна была выйти из неё абсолютным победителем… или хотя бы попытаться это сделать. Мы немного поговорили на французском и о немецком, почитали друг другу А. П. Чехова, помечтали о светлом будущем… каждый о своём и я вдруг почувствовала, что кондиционер не помогает и что в комнате стало снова невыносимо жарко. И дело было вовсе не в полуденной жаре и не в неисправности функции обдува – градус поднимался изнутри… причём не только у меня и не только градус. И уже не хотелось изображать безразличие… уже просто хотелось… хотелось снять не только шорты, но и трусы… НО! Ведь это была моя игра, в которой мужчина должен был мне проиграть. Такова была расплата его, наказание за всю ту душевную боль, которую я с трудом пережила месяцем ранее. Главное, не смотреть в глаза… куда угодно, только не в глаза! Можно даже для разрядки напряжения злить Кэпа дурацкими вопросами, типа: «А ты меня любишь?» или «А сколько раз собирают урожай картофеля в Египте?»
«Ты можешь сделать мне массаж, хабиби?»
«Что? Что ты сказал? Не расслышала, извини…» – я жёстко выпала из своих раздумий в реальность.
«Я попросил тебя сделать мне массаж. Вот и всё. Вчера я повредил спину на погружении. Как хочешь, конечно».
«Хорошо, почему бы и нет».
Крайне неромантично Саддам брякнулся на одну из кроватей и пробурчал в подушку: «Можешь сесть мне на спину, я выдержу». В отличие от… глаз, спина не представляла для меня откровенной сексуальной угрозы, поэтому я без лишних препирательств влезла на неё. Усердно растирая трапециевидную, я не особо вникала в суть вытворяемых мною массажных «па», а была опять озадачена мыслями и как настоящий полководец просчитывала в уме стратегию боя, который по моей оценке был в самом разгаре. Краем уха я едва уловила смысл сказанных Саддамом слов: «Теперь я перевернусь, потому что хочу видеть тебя». «Ох, нет-нет, ещё не закончила» – спохватилась было я, но мне парировали: «Я тоже… ещё не закончил» – на этой фразе я уже сидела на животе Саддама и, боясь пошевелиться, не моргая смотрела как поднимается его грудь под увеличившейся частотой дыхания.
Переведя фокус зрения вверх и наткнувшись на его взгляд, я инстинктивно вздрогнула, как-то резко подалась корпусом назад, видимо предпринимая попытку к бегству, но… попытка не удалась… позади меня ждало большое препятствие, которое я почувствовала при рывке. «Ты сдаёшься, хабиби?» – он спросил это так, словно у меня не было выбора. «Не сдаюсь…» – осипшим голосом прошептала я с трудом, но отчётливо получилось проговорить только сам глагол без частицы «не». Кстати, советую всем на будущее – учите синонимы, иначе рискуете быть не так услышанной и превратно понятой, как я тем днём.
А дальше было ответное слово… точнее два, которые я даже не услышала, а почувствовала и, скорее прочла, во взгляде Саддама… «Want u (хочу тебя)» – два слова, которые мне ни тогда, ни впредь больше не удавалось дослушать до конца, поскольку уже после первого произнесённого уши закладывало как в самолёте, влетавшего в зону повышенной турбулентности. Совершив молниеносный кульбит в стиле «а-ля дайвер» вокруг моей оси, Кэп оказался сбоку и, уткнувшись в шею, чуть щекотя меня губами, прошептал: «Я так скучал, так боялся, потерять тебя». Я не знала, какой процент искренности был в этой его фразе, но горячие слёзы тут же потекли из моих глаз, обжигая щёки и душу. Я импульсивно ещё крепче прижалась к Саддаму всем телом, словно пытаясь отогреться, потому что последние пару минут мой организм демонстрировал чудеса термодинамики: меня бросало то в жар, то в холод. Кэп отстранился и внимательно посмотрел мне в глаза: «Не плачь, хабиби» – напряжённо улыбнувшись, сказал он – «так что мне делать? Ты хочешь продолжать?» Когда он говорил по-русски, его речь была всегда так стилистически корява и скребла ухо, но слово «хочу»… оно в отличие от других слов звучало эмоционально, по-детски капризно и по-арабски взрывно, словно над ним стояла интонационная огласовка «хамзы».