— Поправиться? — Бретт покачал головой. — Мне бы хотелось так думать, но, боюсь, это напрасная надежда. Колин привозил к нему двух ведущих кардиологов из Бирмингема, и они сходятся на том, что это только вопрос времени. Возраст против него.
— Значит, у него плохое сердце? А я думала, что это как-то связано со зрением.
— Нет, это совсем другое. Ужасное совпадение, что он потерял зрение сразу после сердечного приступа. Джи Би был очень угнетен. А кто бы не был на его месте?
Они подошли к двери и спустились по широким ступеням в сад. Солнце уже садилось, было тихо и тепло.
— Давайте пройдемся. Хочу с вами поговорить, — предложил Бретт.
«Нет, только не сейчас, — подумала Лиз, — у меня не было времени подумать».
Но Бретт не собирался давать ей время. Когда они шли по тропинке между цветущими кустами и гладью газона, он спросил:
— И каков же ответ?
Лиз прикрыла рукой глаза от солнца.
— Мне казалось, вы обещали дать мне время.
— Да, но прошло почти три часа.
Это в его характере — никаких мучительных раздумий. Для него решение было чем-то мимолетным, даже самое главное решение в жизни — на ком жениться. Для него оно было важным настолько, насколько имело отношение к Джи Би и его загадочному «долгу чести». Наверное, после гибели Элизабет сойдет любая привлекательная девушка.
— Три часа — не очень-то много, — заметила Лиз, вспомнив, что три часа назад ответила ему резким отказом.
— Достаточно. Обстоятельства не изменятся еще через три часа, или через шесть, или через сутки. — Бретт криво улыбнулся. — Простите, не могу предъявить вам доказательства моей честности. Придется вам поверить мне на слово.
Должно быть, он шутил. Ни один мужчина не может предлагать девушке выйти за него столь шутливым тоном, используя такие слова, как «доказательства» и «честность». Лиз посмотрела на него и увидела, что он абсолютно серьезен. Это было деловое предложение и должно обсуждаться по-деловому. И вновь Бретт догадался, о чем она думает.
— Вы действительно хотите ждать, пока опять не влюбитесь?
Внезапно Лиз опять очутилась в том пустом номере гостиницы в Кейптауне. Опять ощутила боль, отчаяние я унижение. В жестоком утреннем свете она с трудом дотащилась до раковины, чтобы умыть лицо, и увидела свое отражение — бледное лицо, красные припухшие глаза, растрепанные волосы. «Ни за что, — в ужасе подумала она. — Если это и есть любовь, то больше ни за что». Теперь она медленно ответила:
— Я уже узнала, что такое любовь. Но женитьба настолько важная вещь… И мне всегда казалось, это должно быть навсегда.
— Я тоже так всегда считал, — тихо сказал Бретт.
Лиз покачала головой:
— Так не пойдет. Помолвка как деловое соглашение! Как же у нас все может получиться?
— Может. Всегда получалось. Любовь только недавно присоединилась к понятию брака. Все свадьбы раньше «устраивались», и люди жили прекрасно.
Они зашли в глубь сада и шагали по узкой тропинке, обсаженной молодыми деревцами и высокими кустами, защищавшими от солнца.
Лиз задрожала.
— Это так расчетливо. Так холодно, почти бесчеловечно.
Бретт остановился, положил ей руки на плечи и повернул ее лицом к себе.
— Да, расчетливо, не стану отрицать. Но уверяю вас, я отнюдь не бесчеловечен. И не холоден.
Не успела Лиз понять, что к чему, как он привлек ее к себе и поцеловал. Когда он отпустил ее, колени у нее дрожали, и, если бы он не поддержал ее, она бы упала.
— 3-зачем вы это сделали? — пробормотала Лиз.
Бретт с улыбкой дотронулся до ее щеки и прищурился.
— Не для того, чтобы продемонстрировать свою неотразимость, если вы так подумали. Вам никто не говорил, что вы очень волнующая молодая девушка, мисс Лиз Хартли?
Терри ей тоже это говорил, но все равно женился на дочери Фрэнка Картера из-за денег и положения в обществе. К счастью, на ней никто не сможет жениться из-за денег.
— Я думаю, вы самый невозможный человек на свете. Все это слишком необыкновенно.
— Потому что я прошу вас выйти за меня без обычных глупостей. Настоящая опасность скрывается в фантазиях и мечтах. Влюбленные никогда не бывают друг с другом честными. У нас не будет страшного пробуждения и разочарования, когда мы поймем, что напрасно считали друг друга идеалом. Мы будем знать самое плохое сначала.
— Вы серьезно?
— Абсолютно, — кивнул Бретт.
— Что же плохого во мне?
Он прислонился к тонкому серебристому березовому стволу и задумчиво посмотрел на Лиз:
— Вы слишком независимы, чересчур обидчивы, упрямы и излишне чувствительны.