Решили наготовить для них пельменей. Яков Матвеевич немедленно побежал к знакомому мяснику-китайцу, принёс огромные куски отличной говядины и свинины, а мама тем временем замесила тесто, и вскоре вся семья сидела и лепила пельмени. Складывали их на противни и выносили на улицу. Мороз к вечеру усилился, и пельмени замерзали быстро. Дружной работой часам к 8 вечера изготовили около тысячи штук, заморозили их и ссыпали в большой мешок, который отец вынес на улицу и привязал к росшему под окном боярышнику.
Глава третья
Всё это время Бориса преследовала мысль: как бы увидеть Катю? Но сколько он ни думал, ничего придумать не сумел. Люся рассказала, что в этот день в клубе ничего нет, и поэтому ходить туда бесполезно. И всё-таки, как только удалось освободиться от пельменей, Боря шмыгнул на улицу.
За полчаса он побывал в избе-читальне, сельсовете и железнодорожной станции – Кати Пашкевич и даже тех её подруг, которых он мог бы попросить вызвать её на улицу, он не встретил. Ещё некоторое время он побродил около Катиного дома, посидел на скамеечке около аптеки, которая размещалась в одном из домов Пашкевичей, но Катю так и не увидел. Грустный, поплёлся Боря домой. В кухне на его кровати уже была постлана постель, а на столе стояло молоко, хлеб и кусок жареной козлятины. Есть ему не хотелось, он сел на постель и, уставившись на тусклую электрическую лампочку, висевшую где-то под потолком, задумался.
В таком виде его и застала мать. Несколько минут она молча наблюдала за сыном, затем подошла к нему, села с ним рядом на кровать, обняла его за плечи:
– Ты, сын, о чём задумался? Что-нибудь случилось?
Борис очнулся от своей задумчивости:
– Да нет, мама, ничего, это я так…
– Как это – так? Влюбился, что ли, опять в кого-нибудь? – улыбнулась Анна Николаевна.
Борис встал и заходил по кухне:
– Ну вот, мама, и ты, как другие! Разве я когда-нибудь влюблялся? Это всё было простым баловством… – сердито сказал он, невольно покраснев, так как вспомнил, что это «баловство» с некоторыми из встреченных им женщин было не совсем невинным.
– Ну ладно, успокойся, перестань ходить-то. Иди-ка, сядь рядом со мной, да расскажи всё по порядку.
За два с половиной года, что Борис жил в семье, она привыкла относиться к Борису, как к своему родному сыну, проявляя о нём заботу и беспокойство, свойственные любой матери, да и он чуть ли не с первых дней своего пребывания в семье отца к мачехе относился с уважением и любовью, как к родной матери. Во всяком случае, она ему стала гораздо ближе, чем отец. Её ласковые, спокойные и простые слова заставили его подчиниться. Он, правда, сел не на кровать, а на табуретку около стола, закурил, и глядя в тёмное окно, мимо которого мелькали медленно падавшие хлопья снега, рассказал матери о своём ещё никогда ранее не испытанном чувстве, возникшем так неожиданно и так прочно овладевшем им. Он назвал имя девушки, которая вызвала это чувство, и добавил, что уверен, это настоящая и единственная его любовь.
Анна Николаевна выслушала этот длинный, немного сбивчивый рассказ, ни разу не прервав его. После окончания исповеди сына она довольно долго молчала, затем спросила:
– Ну а она? Она-то тебя любит?
Борис не решился солгать:
– Не знаю, мама, но я добьюсь, чтобы полюбила. Я без неё жить не могу!
– Да это-то так, ну а что же дальше? Тебе всего 18 лет, ей, кажется, и того нет. Она же ещё учится, ведь надо же ей ученье кончить. Ты что же, жениться думаешь?
– Ах, мама, да разве я знаю? Пусть учится, я ждать согласен, сколько она захочет… Я знаю только то, что люблю её больше жизни, а видеться и говорить с ней мне не удаётся. Она как будто боится со мной наедине остаться, а при народе разве об этом можно сказать?
– Так напиши ей!
– Напиши! А как я пошлю письмо? Ведь если дома у неё это письмо прочтут, то чёрт знает что может получиться! Ей попадёт, она после этого меня и вовсе знать не захочет.
– Ну ладно, ты напиши – а я уж придумаю, как передать это письмо ей прямо в руки.
– Мама, какая же ты у нас хорошая! – воскликнул Борис и, обняв мать, крепко её поцеловал.
– Ну хорошо, хорошо, хватит лизаться. Небось сейчас хорошая – а чуть чего не так скажу, сразу же губы надуваешь! Ладно, пиши, да ложись спать. Рано завтра поедешь-то?
– Часов в двенадцать дня, мне ещё надо в контору – топоры получить, да и рукавицы тоже. Мама, мне ещё нужно взять с собой мыла и соли.
– Хорошо, я всё приготовлю. Спокойной ночи, сын! – и поцеловав Бориса в лоб, Анна Николаевна, глубоко задумавшись, вышла из кухни. Из сбивчивого, но очевидно, совершенно искреннего признания сына, она поняла, что им овладело действительно сильное и, вероятно, настоящее чувство. «К чему-то это приведёт?..» – думала она с беспокойством.