Всю дорогу, длившуюся около двух суток, хотя поезд шёл с хорошей скоростью и почти не останавливался, Виктор Иванович оказывал Тае знаки внимания и надоел ей своим ухаживанием до невозможности. Борис и Дурков держались от всех немного в стороне, они смотрели в окно на проносящиеся мимо селения, городки, кустарники и перелески и думали. Борис обдумывал, что и как ему придётся делать на войне. Он, совершенно не представлял, куда его назначат — в батальон ППМ или, может быть, в медсанбат. Ему вспоминались последние наставления учителей, случаи из практики в Краснодаре, в отделении неотложной хирургии, во время дежурств в институтах им. Склифосовского и Вишневского, в период недолгой работы в Александровке. Одним словом, мысли были заняты прошлым и будущим. Иногда, как в тумане, проносились в его мозгу образы дочек и Кати, но вот это казалось ему уже сейчас каким-то очень далёким и прошедшим, главное было впереди. Видимо, сказалась его наследственность — стремление всегда осмыслять свои действия наперёд и сосредотачивать все усилия для наилучшего результата, ведь такими были и его дед, и бабушка, и мать.
О чём-то своём молча думал и Дурков. Оба они курили папиросу за папиросой и глядели в окно, пытаясь заметить хоть какие-либо следы войны. Видели же пока только одно: на всех станциях, где останавливался поезд, толпились военные, одетые в новое летнее обмундирование. На многих оно сидело очень неуклюже и мешковато, было видно, что эти люди из запаса. Их вид давал повод к насмешкам со стороны Перова, которые очень злили Бориса, причём один раз он даже не выдержал и возмущённо сказал:
— Они идут умирать за Родину, а вы над ними издеваетесь!
Его возглас был неожиданным и, видимо, обескуражил Перова, однако тот промолчал и с тех пор свои шуточки над новобранцами прекратил.
Тая и Дора Игнатьевна, спасаясь от назойливых ухаживаний командира и двух его товарищей, которые, раздобыв на одной из станций вина, находились всё время в весёлом настроении, присоединились к Борису Яковлевичу и Николаю Ивановичу, постояли некоторое время с ними у окна, но затем, увлекаемые своими поклонниками, вновь вынуждены были возвратиться в их среду и выслушивать плоские шуточки и сальные анекдоты.
Прошла вторая ночь. Ранним утром поезд подошёл к Казанскому вокзалу Москвы. Оставив свою команду посередине огромного зала, Перов отправился в военную комендатуру, чтобы выяснить, куда следовать дальше. Группа медиков столпилась в одном из проходов между колоннами, составив в кучу свои чемоданы, сумки и мешки, и с любопытством осматривалась вокруг. Все они, за исключением Перова и Алёшкина, приехали в Москву впервые, и, хотя в этот ранний час — пять утра — на вокзале, заполненном спящими на лавках, мешках и прямо на полу так называемыми дальними пассажирами, было сравнительно тихо, величина вокзала, огромное количество людей и какой-то сдержанный гул, раздававшийся вокруг, поразили почти всех.
Вокзальная публика удивляла своей пестротой. В разных местах примостились отдельными кучками военные, было много групп, объединившихся, видимо, по тем же причинам, что и наши знакомые, сидевших там и сям на грудах чемоданов, рюкзаков и мешков. Отдельными группами сидели женщины с детьми, многие из них были почти без вещей. Они тревожно дремали, часто просыпаясь и с испугом оглядываясь по сторонам. Впоследствии медики узнали, что это беженцы из Минска и других городов.
Вокзал ещё спал. Все киоски были закрыты, и только в некоторых из них начиналось кое-какое оживление, поднимались из-за прилавков заспанные продавцы и начинали готовиться к работе. В одном из углов зала толпилась небольшая очередь у длинного прилавка с надписью над ним «Буфет». Он, очевидно, работал круглосуточно, и кое-кто из вокзальных обитателей уже спешил утолить свой голод: покупали горячий кофе, чай, какую-то залежалую снедь и хлеб. При виде этой очереди у многих из наших медиков потекли слюни. Дело в том, что продукты, запасённые в Нальчике, кончились ещё днём, и сейчас голод давал о себе знать. Кое-кто уже собирался было присоединиться к очереди, но Борис, оставленный Перовым за старшего, отлучаться не разрешил:
— Потеряетесь в толпе, а потом ищи вас. Это вам не Нальчик: тут заблудитесь в два счёта. Да вот и Виктор Иванович идёт, — сказал он.
И действительно, пробираясь среди груд мешков и чемоданов, переступая через спящих, а некоторых просто отодвигая с пути, с противоположного конца зала спешил Перов. Подойдя, он заявил: