— На предписании комендант поставил штампы, что мы прибыли сегодня, и, следовательно, до вечера мы свободны. Софрино, куда нам надлежит ехать, находится по северной дороге, мы перейдём на Ярославский вокзал (это через площадь напротив), оставим там свои вещи и часов до шести вечера можем гулять. Электричкой до Софрина ехать всего сорок минут, к вечеру поспеем. Ну, пошли!
Вокзальная — Комсомольская площадь была пуста, изредка проезжали легковые машины. Таксомоторов не было видно ни одного. Трамваи, видимо, только что начали ходить, и в них было ещё мало народу. Наши «вояки» перешли, вопреки всяким правилам, через площадь напрямик. Стоявший в центре площади милиционер покачал головой, однако, ничего не сказал и не задержал нарушителей, очевидно, в эти тревожные дни их бывало столько, что милиционерам просто надоело с ними связываться.
Борис заметил одну странность: у милиционера, помимо его палочки, которой он регулировал движение, и револьвера в кобуре, сбоку висел противогаз, а за плечами на ремне находилась винтовка. Обратил он внимание и на другое: хотя ему раньше и не приходилось бродить по Москве в такую рань, всё-таки его поразила какая-то особенная, несвойственная столице тишина. Когда он раньше оказывался на этой площади, она всегда оглушала приезжих каким-то особенным, кажется, присущим только ей, шумом и грохотом. Сейчас этого не было. Конечно, гул городской жизни слышался, и он поражал людей, прибывших сюда впервые, но совсем не тот шум и гул, который был привычным для Москвы.
Зашли в здание Ярославского вокзала. Там народу было, пожалуй, ещё больше, чем на Казанском. Выбрали в одном из уголков небольшое свободное местечко, вновь сложили свои вещи и стали рассуждать о том, что делать дальше. Перов сказал:
— Ну, вот что, друзья, мне надо одну родственницу навестить, к пяти часам я вернусь. Гуляйте и вы где кому хочется, но чтобы в пять часов все были на этом месте. Всего, пока, — и он ушёл.
Борис задумал пойти навестить дядю Митю, но, так как он оказался единственным немного знавшим Москву, то по просьбе врачей согласился показать им город перед тем, как они уедут на фронт. Отказать было бы просто бессовестно, и он уступил.
Несколько человек на прогулку по Москве не пошли, они предпочли посидеть на вокзале и отдохнуть. Им было поручено караулить вещи остальных. Экскурсантов набралось человек пять, среди них были, конечно, и все те, с кем мы уже познакомились.
Начали с поездки на метро, доехали до площади Маяковского. Оттуда по улице Горького дошли до Кремля, прошлись по Красной площади, постояли около Мавзолея, затем вернулись, позавтракали в каком-то небольшом кафе около Охотного ряда. От Большого театра прогулялись по Манежной площади, посмотрели на Москву-реку и, порядочно устав, решили пойти в какое-нибудь кино. Удалось достать билеты в кинотеатр «Художественный» на Арбатской площади, смотрели весёлую комедию с участием Жарова и Крючкова. Затем пообедали в маленьком ресторанчике около площади Дзержинского и, обнаружив, что времени уже осталось в обрез, направились на вокзал. Борис рассказывал своим спутникам всё, что знал о той или иной достопримечательности, встреченной на пути. Люди, впервые попавшие в Москву, удивлялись и восхищались, поглядывая по сторонам, они были чрезвычайно довольны своим экскурсоводом, как в шутку окрестила Бориса Тая, которая всё время старалась держаться рядом с ним и часто брала его под руку.
Алёшкин во время этой прогулки обратил внимание не только на какую-то неестественную тишину, но и облик знакомых улиц показался ему иным. Началось с того, что сразу же по выходе из метро на площади Маяковского им попалась навстречу группа красноармейцев, большую часть её составляли женщины. Они шли куда-то по Садовому кольцу, держась руками за верёвки, прикреплённые к колыхавшемуся над ними длинному воздушному шару в виде большой колбасы или сосиски. Впоследствии они видели такие же «колбасы» в переулках около улицы Горького и Красной площади. На вопрос, что это такое, один из прохожих, осмотрев наших экскурсантов удивлённым и немного подозрительным взглядом, ответил:
— Это аэростаты заграждения. Вы что, с Луны свалились, что ли? — и быстро зашагал прочь.
Вообще, группа людей, праздно бродивших по улицам Москвы, вероятно, вызывала удивление, а, может быть, и подозрение встречных. Жители Москвы всегда куда-то спешат, а в дни начала войны эта деловитость и спешка прохожих была ещё более заметна и бросалась в глаза нашим экскурсантам.
Второе, что сразу меняло облик знакомых Борису улиц, это штабеля мешков с песком, сложенных около витрин больших магазинов, и какие-то деревянные сооружения, которые начали возводиться около некоторых памятников. Кроме того, многие здания красились или уже были окрашены совершенно нелепым образом: их стены покрывали жёлтые, зелёные, коричневые и белые пятна самой разнообразной формы, радикально изменяя вид. Уже позже они узнали, что всё это было предпринято с целью защиты от воздушных бомбардировок, хотя, откровенно говоря, людям тогда казалось, что эта предосторожность излишняя.