— Я был уверен в этом. Мы эту женщину хорошо знаем, а нам было очень нужно и полезно, чтобы и вы сами лично её узнали и поняли, на кого можете в Александровке опереться.
Конечно, обо всех этих событиях Борис узнал от своей жены через два года, а в то время он, успокаиваемый её письмами о полном благополучии семьи, даже и не подозревал, что пришлось пережить его любимой Кате. Да-да, любимой! И кто бы там около него ни был, какая бы близкая женщина ни находилась, по-настоящему любимой была только та, которая ждала его в Александровке.
Глава третья
Итак, 30 января 1945 года госпиталь № 27 закончил погрузку в эшелон и тронулся в путь по направлению к Польше. Очевидно, приказ о спешной отправке госпиталя был достаточно строгим, потому что комендант станции то и дело торопил и Алёшкина, и Захарова, непосредственно руководивших погрузкой. Вероятно, начальник госпиталя и его помощники столкнулись бы с неприятностями за задержку погрузки, если бы не помощь пограничников, которых по приказанию генерала Зайцева комендант выделил целую роту, и то, что с большей частью громадного вспомогательного хозяйства руководство госпиталя решило расстаться. Посоветовавшись, Борис и Захаров оставили в Раквере все деревянные стенды, ограничились пятьюдесятью немецкими складными двухъярусными кроватями, от матрасов взяли только чехлы. Оставили большую часть железных печек, занимавших всегда много места, а также самодельную жестяную посуду — тазы, вёдра и т. п. Они справедливо рассудили, что дело идёт к весне. В Эстонии, в отдельных домах находились хорошие чугунные печурки. Понадеялись, что, если понадобится, что-то подобное найдётся и в Польше. Пришлось оставить и передать пограничникам значительную часть посуды и продуктов, вывезенных Гольдбергом из Таллина.
В эшелоне было всего десять теплушек и шесть платформ, которые были заняты автомашинами. Одну теплушку пришлось отдать пяти госпитальным лошадям с запасом фуража. Они всё-таки нагнали госпиталь в Таллине и даже привезли с собой кое-какие запасы овощей. Две теплушки заняли кухня и склад продовольствия, ещё одну загрузили вещевым имуществом. Таким образом, для размещения всего личного состава госпиталя оставалось шесть теплушек: в одной разместился штаб и весь офицерский состав, то есть врачи и старшие медсёстры, в остальных — санитары, дружинницы и младшие сёстры. В штабной теплушке, кроме офицеров, находилась переводчица, которую Павловский от себя не отпускал, и Игнатьич с Джеком.
Перед переездом из Раквере предстояло освободиться и от личных трофейных вещей, появившихся почти у всех работников госпиталя. Дело в том, что, несмотря на бои, а впоследствии и на изгнание фашистов, частная торговля ни в Таллине, ни в других городках Эстонии, в том числе и Раквере, не прекращалась. У многих госпитальных работников, несмотря на ежемесячное отчисление по аттестатам, приобретение военных займов и просто пожертвований в Фонд обороны, всё-таки скопились кое-какие деньги. Ни под Ленинградом, ни около Войбокало, ни на Новгородчине и Псковщине тратить их было некуда: военторги до армейских госпиталей не добирались, других лавок и магазинов не было. Поэтому, попав в Таллин, а затем и в Раквере, в условия свободной торговли на толкучке, почти все бросились накупать самые разнообразные вещи не только для себя, но и для своих семей. Кое-что было захвачено из немецкого госпиталя, преимущественно новое столовое и постельное бельё. Все прекрасно понимали, что сейчас их семьи во многом испытывают большую нужду. Тем не менее, всё лишнее пришлось оставить в Раквере, в эшелоне для этого не было места.
Однако нет худа без добра. Пожалуй, именно потому, что было жалко оставлять купленные и благоприобретённые вещи за просто так, а покупателей на них, конечно, не нашлось бы, Захаров поехал в штаб армии, чтобы договориться о передаче имущества работникам какого-нибудь госпиталя. Вернувшись, он, к радости всех, сообщил, что получил разрешение главного командования каждому офицеру раз в месяц отправлять домой посылки с личными вещами весом до восьми килограммов. Конечно, этим немедленно воспользовались.
За несколько часов до отправления эшелона Борис упаковал купленные на барахолке пальто, старую шкуру лисицы, кое-какие вещи из белья, отрез ткани, старые платья в одну посылку, а другую заполнил столовым бельём, простынями, полотенцами и чем-то ещё. Вторую посылку ему удалось организовать за счёт Павловского, которому отправлять было некуда. То же самое сделали почти все, но всё равно значительную часть трофейного барахла пришлось оставить в Раквере.