– Нет. Это началось не после машины. Не связано.
– Хорошо. А как с расширителями сознания? Продолжаете утверждать, что никогда не пробовали? Дискотеки, вечеринки… Все пробуют.
– Я не всегда делаю то, что все.
– Хорошо. Но если вдруг вспомните – расскажите. Вы же не хотите снова перебирать все детство? Кстати, может быть, у вас есть своя версия?
– Нет.
Шварц на секунду отвернулся к окну:
– Еще одно… Это не имеет отношения к терапии… Но вы уверены, что эти отношения нужны вам?
– Посмотрим.
Отражение Нины вышло через дождь, идущий за зеркалом. Доктор Шварц подумал, что не помнит в этой местности таких климатических пакостей посреди лета.
Три дня после происшествия они прожили вместе. Нина почти переселилась в апартаменты Марко. Когда дождь прекращался, они снова гуляли вдвоем. Ветрено, облака чередуются с солнцем, дорожки усеяны мелкими сломанными ветками, которые спешит убрать садовник-консьерж.
Нина и Марко мало говорили – не говорили о книгах, не говорили о кино, не говорили о биографиях. Им было достаточно разговоров с доктором Шварцем, для которых неизбежно приходилось разлучаться.
Доктор Шварц настойчиво рекомендовал Счицевски прервать пребывание в Центре и лечь в кардиологию, а потом, когда подлечится, – с удовольствием, пусть возвращается. Счицевски соглашался, но говорил, что ему еще нужно урегулировать одно важное дело. Доктор Шварц качал головой:
– Какие у тебя здесь могут быть дела? Здесь Центр духовной регенерации, все дела остаются за оградой.
Марко раз за разом откладывал урегулирование дела, слишком часто выходило солнце. Ночью, после третьего общего дня, серый блестящий дождь снова потек по стеклу, за которым они с Ниной сидели на кровати. Потом дождь внезапно прервался, показалась большая белая луна. Он решился. Он попросил.
– Нина, прости меня. Я знаю, что это невозможно, но все-таки – прости меня. Я виноват. Я испугался тогда.
– Ты же сам говоришь, что это невозможно, – ответила она. – Ты же знаешь, что я не та Нина.
– Да, но… Столько вины на мне. Тяжело.
– Я никогда не прощу тебя. Потому что мне нечего тебе прощать.
– Нина, не будь жестокой, я был молод… Как ты сейчас. Я испугался.
– Но как – я – могу простить тебя? Я другой человек. Подумай сам, Марко.
– Я даже не уверен, что поступил бы иначе, если бы все повторилось. Представить себе эту ситуацию. Но все же ты должна…
– Ложись.
– …меня простить.
Она подняла руки к его голове, заставила его положить голову ей на колени, погладила. Он не успокаивался:
– Мы снова встретились, через столько лет. Целая жизнь прошла. В этом только один смысл может быть: это последняя возможность попросить у тебя прощения.
Нина сидела лицом к мокрому стеклу. Капли светились от лунных лучей. Его большая голова лежала у нее на коленях, прикрытая ее ладонью. Ее спутанные волосы разметались по плечам. Застывшие глаза уставились в луну. Она не моргала.
Когда луна ушла за пределы окна, Марко пробормотал:
– Ты уже простила меня?
Нина не шевельнулась. Он сказал:
– Что-то мне на самом деле нехорошо. Можешь позвать Шварца?
– Да, сейчас вызову. И… не волнуйся, Марко. Все в порядке. Считай, что урегулировано.
– Нина, зачем ты здесь?
– Мне здесь нравится.
– Может, тебе больше понравилось бы на хорошем горнолыжном курорте?
– Ты на самом деле думаешь, что мне сейчас подойдет лыжный спорт?
Доктор Шварц невольно опустил глаза на округлый живот Нины и сказал:
– Не обязательно лыжный. Но сейчас тебе больше подошло бы другое медицинское учреждение. Пойми, Нина, здесь места дикие. Ни одной подходящей клиники поблизости. Если что – теперь для тебя вертолет вызывать? Я просто не имею права тебя здесь держать. Приступов у тебя больше не было, за все полгода, а если будут когда-нибудь – ты хорошо подготовлена. Я вообще никого не знаю, кто мог бы так хорошо справиться с такой ситуацией. Ты молодчина, Нина, но сейчас тебе нужна не моя помощь. Если вообще нужна.
Про вертолет зря упомянул, это было не только непрофессионально, но некрасиво, будто он думал о расходах. Медицинский вертолет прилетал в ту июльскую ночь, шум испугал дроздов, дождь хлестал сквозь лопасти. Счицевски на носилках погрузили в вертолет и больше не видели в Центре. Две недели в кардиологической клинике с ним была жена. Потом литературный мир взбудоражила новость о смерти значительного писателя. Тиражи, как это бывает в подобных случаях, выросли, и о Счицевски узнали рядовые читатели вроде Нины. Две недели, отделявшие окончательную дату от пребывания писателя в Центре духовной регенерации, позволили Центру и Нине остаться в тени.