— Серьезно? — Развернувшись на стуле, я снова посмотрела в сторону двери, размышляя, куда он помчался. — Он когда-нибудь приходил с кем-нибудь? Я не помню, чтобы у него были друзья в школе.
— Печально.
Я нахмурилась.
— Да, но он был довольно странный чудак. У него была одержимость насчет микробов, как настоящее обсессивно-компульсивное расстройство. Люди обычно дразнили его из-за этого.
Она кивнула.
— Это имеет смысл. В первый раз, когда пришел сюда, он принес свою кружку.
Моя челюсть отвисла.
— Да? Это странно.
— Это было странно, — признала она, — но также было немного жалко его. И сначала он просто сказал, что предпочитает использовать свою чашку, но после нескольких посещений кафе, рассказал мне о своем страхе микробов, и что работает над этим. И однажды он не принес кружку.
— Ты как-то поздравила его?
— Нет, я даже не упомянула это. Я просто налила ему кофе и вернулась к своим делам. Как я и сказала: он не особо разговорчив, и я не хотела смущать его. И я думаю... — она затихла и зажала нижнюю губу между зубами.
— Что? — спросила я, внезапно жаждущая любой информацией о нем.
— Ничего. Я не должна распространять слухи. — Она еще сильнее сконцентрировалась на тряпке.
Я закатила глаза и положила руку на ее запястье, останавливая ее бешеное движение.
— Нат, пожалуйста. Кому, черт побери, я расскажу? Никто здесь не разговаривает со мной!
Она вздохнула и перестала вытирать.
— Ну, после того как он ушел один раз, я услышала, как женщины говорили о нем, что-то о том, что у него был нервный срыв в прошлом году, и он вернулся домой для восстановления. Одна из них, возможно, была его родственницей.
— Нервный срыв? Правда? — мое сердце болело из-за одинокого, расстроенного подростка, которым он был, и за неловкого мужчину, которым стал. Давно забытые воспоминания всплыли на поверхность — как он прибыл в середине года в четвертом классе и пытался завести друзей. То, как один раз он задержался на перемене, чтобы помочь мне с математикой. То, как он пытался встретиться со мной взглядами пару раз, когда мы были партнерами по лабораторной. То, как он обедал в одиночестве. Мне нужно было быть милее. Тогда и сейчас. Я ужасный человек, как будто мне было нужно очередное напоминание.
— Вот, что я слышала. Очевидно, он был адвокатом в Нью-Йорке и был обручен.
Заинтригованная, я потянулась за шоколадным печеньем под стеклянной крышкой этажерки для пирожных, и взяла одну.
— Вау. Интересно, что случилось с девушкой?
Она пожала плечами и снова принялась за уборку.
— Не знаю, но он часто приходит сюда, и я не видела ни жены, ни подруги.
Я откусила еще один кусочек, пытаясь вспомнить хоть один настоящий разговор за все время, что мы знали друг друга, и испытала неудачу.
— Печально. Я помню, что он был суперумным. Иногда помогал мне в математике. И химии. Его семья все еще здесь? Насколько я помню, у него были старшие братья. Может, одна из женщин была свояченица.
— Думаю, они все еще здесь, основываясь на обрывках разговоров, что у нас были, но он все еще кажется одиноким. Как по мне, возможно, ему нужен друг.
Опечаленная, я засунула остатки печенья в рот.
— Ну, он не захочет быть моим другом, — пробормотала я. — Он довольно ясно дал это понять.
— Думаю, он просто застенчивый.
— Думаю, он ненавидит меня, — сказала я, проглотив печенье и поглядывая на еще одно. — Так же как и остальная часть мира.
— Так что случилось с тобой сегодня? Почему ты была так зла, когда вошла?
Пока она подметала, я рассказала ей об увольнении, о моей блестящей идее работать на фестивале и об унизительной встрече с Джоан Клейн. Затем я потянулась за второй печенюшкой.
— Они забрали твою корону?
— Да! — Возмущение снова охватило меня. — Поэтому я сломала ее! — Я откусила огромный кусок печенья, когда Натали разразилась смехом. — Это не смешно! — закричала я, крошки полетели из моего рта.
— Извини, знаю, что не должна смеяться, но просто это так глупо. Кого заботит, кто был провозглашен королевой годы назад? Это смехотворно.
— Меня заботит! — Я ударила себя по груди. — Это все, что у меня было, единственное большое достижение моей жизни, мое фото над камином! И сейчас у меня это забрали и у меня ничего не осталось! Моя жизнь — полнейший хаос, и я полностью облажалась во всем, что делаю! — Я бросила печенье, накрыла лицо руками, и наконец сдалась желанию расплакаться как ребенок, из-за чего почувствовала себя еще хуже.
Натали подошла и села рядом со мной, облокотив метлу на стойку.