Помимо привлекательности Себастьян обладал умением слушать и смешить меня. Мне нравилось, каким открытым он был по поводу своего ОКР, насколько честно и самоуничижительно рассказывал об этом. Мое сердце болело из-за него и от того, насколько тяжело ему было все эти годы до начала лечения, особенно без поддержки друзей. И каждый раз, когда я думала о красивых и печальных словах, которые он написал обо мне, то покрывалась мурашками.
Он сказал, что его нелегко узнать, и когда я сказала, что охотно попытаюсь, то это и имела в виду.
Позволит ли он мне?
Пока ванная сохла, я решила заново отполировать старую книжную полку, которую нашла в доме родителей. Мама помогла мне вынести ее на подъездную дорожку, где я разложила газеты на земле.
Она провела рукой по верхней части, на которой было несколько выемок.
— Боже, она довольно побитая. Принадлежала моему дедушке. Она зовется «адвокатской этажеркой».
— Правда? — спросила я, навострив уши при слове «адвокатской». — Я хочу снять лак и покрасить ее в белый.
— Получится симпатично. Он был бы рад, что ты собираешься использовать ее.
— Я не сохраню ее себе, мам. Это для гостевого домика. — Я взяла банку растворителя для краски и лака и начала читать инструкцию.
— Нет, ты должна забрать ее, когда переедешь.
Мне послышалось, или она сделала акцент на слове «переедешь»? Это был намек? Я читала слова на банке, не осмысливая их.
— Куда ты собираешься? — спросила она беззаботно.
— Я еще не решила. — В конце концов, я подняла голову. — Я не думала, что меня так быстро выгонят.
— Милая, я тебя не выгоняю. — Ее тон был успокаивающим, но решительным. — Тебе всегда здесь рады.
— Но?
Я начала трясти банку. Яростно.
— Ну, не думаешь, что тебе нужен план?
— Путь отступления? Я работаю над этим. — Я сняла крышку, надеясь, что она оставит меня одну заниматься делами. Когда она этого не сделала, я начала распылять.
Краешком глаза я видела, как мама скрестила руки на груди. Она была маленького роста и с изгибами, как мы с Натали. Только Джиллиан унаследовала высокий рост и худобу нашего отца, а также темные волосы.
— Ты собираешься вернуться в Нью-Йорк?
— Я еще не знаю, мам. Я только сказала, что у меня нет плана. — Я не пыталась звучать настолько раздраженной, как себя чувствовала.
— Хорошо, у тебя есть какой-то крайний срок? Для того чтобы обзавестись планом, я имею в виду? — давила она.
Я перестала распылять и повернулась к ней лицом.
— Мне нужно это? Если мне не рады в твоем доме, то так и скажи.
— Скай, не глупи. Я сказала, что тебе рады. Моим детям всегда здесь рады. Я просто пытаюсь помочь тебе думать наперед. Ты не захочешь жить с родителями вечно.
Я осознала, что также подразумевалось, что я бы не хотела, чтобы моя взрослая дочь вечно жила со мной. К этому времени, должно быть, они с отцом привыкли к уединению и своей рутине. Как будто этого недостаточно, она продолжила:
— А что насчет работы? Мило, что ты работаешь со своей сестрой, но ты правда хочешь этим заниматься? Работать в кофейне? — Она подняла руки. — Это нормально, но...
— Я поняла, мам. — Я повернулась к книжной полке. — Я придумаю план.
— Ладно. — Она показала мне свою собственную ослепительную улыбку королевы красоты. — Ужин в шесть тридцать. Не забудь. Я пожарю курицу, — гордо сказала она.
— Нат, Дэн и Джилли тоже придут. Разве это не мило? — Она похлопала меня по плечу и направилась в дом.
Конечно. Очередное семейное сборище, на котором мы можем сравнить сестер Никсон. Почему одна из них не похожа на других?
Обычно я ждала семейных ужинов, но мамины слова глубоко меня ранили. Последние несколько недель у меня довольно хорошо получалось избегать тяжелых вопросов, но очевидно, так не могло продолжаться вечность. Если бы только у меня было призвание, как например у Джиллиан — врачебная деятельность, или мечта, которая была достижима упорным трудом и самоотверженностью, как кофейня Нат.
Когда я соскребала старое лаковое покрытие, я пыталась думать о работе, которой наслаждалась бы каждый день, восторгалась бы ею. Моя мама была права, работа в кофейне не была в этом списке. И как бы я не любила ферму, сельское хозяйство мне тоже не подходило. Я наслаждалась работой на Ривард, но я не получу это место снова. Я была слишком пристыжена, чтобы даже просить об этом. Но, может, что-то подобное... что-то веселое, что позволит мне работать с людьми, создавать и проявлять спонтанность.
Боже. Это самое смутное описание работы. Ты отстой.
Да, я отстой.
К тому времени, как я избавилась от старого лака, быстро перекусила, и подключила старый шлифовальный отцовский станок в удлинитель, который взяла в доме, я была убеждена, что никогда не буду счастлива. И должна просто принять тот факт, что я двадцатисемилетняя неудачница с симпатичной мордашкой и все.