Процессия, которая должна была доставить шедевр мастера Люшу на перекресток Жиске, выступила с паперти церкви Сен-Грегуар в воскресенье, после вечерней службы. Улицы были украшены полотнищами материй и гирляндами из листьев. Ткани свешивались из окон. День был свежий и ясный. Собрался народ из ближних деревень. Все Куржё было на ногах.
Крест двинулся в путь с паперти на плечах двенадцати дворян. В числе их были г-да де Парфонваль и де Рантур, а также и г-н д'Эгизи, маленькая фигурка которого сгибалась под тяжестью ноши. Скоро пришлось сменить эти первые руки другими, более сильными. Надо было пройти более мили по мостовым Куржё и по щебню большой дороги, и г-н де Валанглен с удовольствием уступил свое место толстому кузнецу Виньону, чьи мускулы более подходили для такой тяжести. Продвигались вперед медленно. Движение шагающих придавало распятию какую-то трагичность и жизненность. Раскинутые руки, казалось, опирались о плечи несущих. Это была довольно грубо вырезанная из дерева фигура, раскрашенная в яркие цвета; мастер Люшу постарался проявить все свое искусство. Ребра выступали из тощих боков; голова никла под огромным терновым венцом. Пять язв были обозначены пятью красными пятнами. Сделанная так, чтобы ее можно было видеть издалека, эта фигура вблизи была чудовищной и при толчках от переноски принимала внезапные ракурсы, которые придавали ей почти устрашающий вид.
Уже миновали городскую черту, и процессия шла между изгородей вдоль дороги. Г-н де Валанглен обернулся, чтобы обозреть ее. Она продвигалась медленно, в полном порядке, под стук сапог и деревянных башмаков. Хоругви развевались над стеснившимися головами. Позади шли женщины. Многие несли зажженные свечи, и, когда прерывалось пение псалмов, шум шагов один наполнял поля. Впереди выступали духовенство и городские власти.
Портшез г-жи де Ла Томасьер достиг перекрестка Жиске раньше процессии. Она вышла из него вместе с дочерью. Г-н де Валанглен поклонился ей и занял место рядом с каретой г-на д'Эгизи, которая ожидала там своего хозяина, чтобы отвезти его домой, так как, если г-н д'Эгизи и соблаговолил сопроводить изображение господа пешком, то все же ему хотелось показать людям, что такой способ передвижения не входит в его обычай. Он уже доказал это, приехав в карете на прошлой неделе посмотреть, как будут вешать Пьера Графара, убийцу г-на де Ла Томасьера. Зрелище это, казалось, доставило ему величайшее удовольствие.
На том самом месте, где было совершено убийство, был уже приготовлен каменный цоколь, предназначенный для подножья деревянного креста. Толпа теснилась, чтобы увидеть процедуру. Она оказалась сложной и весьма продолжительной, несмотря на то, что все было подготовлено заранее. Наконец мало-помалу, тяжелый столб поднялся перед внимательными взорами толпы, с минуту покачался на сдерживающих его веревках, вошел в гнездо и укрепился, так что каждый мог видеть перед собой вставшее прямо божественное изображение. Оно раскинуло в небе свои окровавленные руки, простирая раскрашенный торс и вытянутые ноги, в то время как голова, склоненная под тернием венца, смотрела вниз на людей, которых Христос пришел очистить от греха.
Все бросились на колени. Слышно было, как плакали женщины; залаяла маленькая собачка, и кюре церкви Сен-Грегуар запел: «Те deum».
Было уже поздно, и день клонился к закату, когда толпа рассеялась. Мало-помалу последние кучки исчезли за поворотом дороги. Уехала карета г-на д'Эгизи, и на перекрестке остался только портшез г-жи де Ла Томасьер, все еще стоявшей на коленях в траве, рядом со своей дочерью. Г-н де Валанглен дожидался, чтобы поговорить с ними, когда они кончат молиться. Девица де Ла Томасьер кончила первой. Грузная дама поднялась с трудом, и ей трудно было бы усесться в портшез, если бы г-н де Валанглен не помог ей. Она испускала глубокие вздохи.
Вот уже целый месяц как г-н де Валанглен, следуя своему обещанию, совершенно не видел девицы де Ла Томасьер; и он чувствовал себя вправе надеяться на некоторую награду за покорность, с какою подчинился ее желанию. Хотя место мало подходило для беседы, он рассчитывал, однако, услышать несколько слов, которые показали бы, что время его отсутствия было достаточно продолжительным. В этой надежде он низко опустил свою шляпу перед девицей де Ла Томасьер, но не мог не заметить в ней смущения, по меньшей мере столь же странного, как и молчание, которое она, усаживаясь рядом с матерью, нарушила лишь сухим: «Благодарю вас, сударь!» Затем носильщики взялись за палки и двинулись в путь, оставив г-на де Валанглена размышлять о странностях такого обращения.