— Я уж не помню, когда ее видел... Вот фрицев выгоним — поеду в отпуск к ней.
Волошин, краснея от неловкости, понимающе кивнул головой.
— А по чистой уйду — в Туле поселюсь... Памятный город. Дом построю и под крышей голубятню заведу...
— Голубятню? — сказал комиссар.
— Обязательно... Я по поводу голубей в детстве перестрадал много — завидовал очень, видите ли... А своих не было, как и другого прочего... Бобылем вековать придется, — снова заговорил он. — Что теперь делать? В молодости остерегался семьей обзаводиться. Какие, думал, у профессионального революционера могут быть дети? А потом вижу — опоздал...
— Солдату без семьи спокойнее, — сказал комиссар.
— У солдата, Петр Андреевич, своя семья... Слышали, как бойцы у нас разговаривают? Незнакомого человека отцом зовут, пожилую женщину — матерью, девушку — сестрицей... Меня, когда помоложе был, все дети дяденькой называли... Теперь уже я дедушкой стал... Вот и получается, что у меня внуков больше, чем у кого другого...
— Это вы правы, — обрадованно проговорил Волошин.
— А написать им всем никак невозможно...
— Им Совинформбюро напишет, — громко сказал член Военного совета, — освободили, мол, Каменское и еще столько-то населенных пунктов.
— Разве что так, — согласился Рябинин. — Ну, рассказывайте... Где теперь Богданов? Он — горячий, его удерживать надо...
Долгая беседа утомила уже, однако, генерала. Он слушал еще некоторое время с интересом, но сам почти не говорил. Незаметно он задремал, и комиссар с Юрьевым тихо вышли.
— Нет, не могу поверить, что он умирает, — сказал за дверью Волошин.
— Это эйфория, — тихо ответил Юрьев. — Обманчивое возбуждение — странный, мрачный симптом.
— Какой старик! Ах, какой старик! — проговорил комиссар, укоризненно глядя на профессора.
— Я понимаю вас, — сказал Юрьев и без надобности поправил манжеты. — Это как раз такой случай, когда я жалею, что стал врачом.
Командарм пробудился уже после полуночи, охваченный нетерпеливым желанием встать с койки и уйти. Он беспокойно водил глазами по потолку, по стенам, сложенным из. тесаных бревен, по дощатому окрашенному полу, блестевшему в круге света от лампы. Неведомая угроза как будто таилась поблизости, и о ней предупреждало внезапное подозрение...
Рябинин посмотрел на девушку у стола: она подперла обеими руками голову, вдавив пальцы в щеки, и генерал едва не окликнул сестру. Ее спокойствие удивило его, но не обнадежило...
Кто-то прошел в соседней комнате, звеня окованными подошвами, и Рябинин насторожился. За окном протарахтела телега, донесся голос повозочного, понукавшего лошадь... Потом послышался стук копыт по мягкой земле — он быстро удалялся, и командарм остро позавидовал ускакавшему всаднику.
«Надо и мне ехать, надо ехать...» — повторял Рябинин про себя, хотя и не знал, куда именно.
Он ужаснулся вдруг тому, что уже опоздал, проспав все сроки, и внезапная мысль осенила его. Командарм понял, что он умирает, однако в первую минуту испытал даже облегчение — так просто все объяснилось. Он почти не чувствовал боли, но вся нижняя часть его тела была уже неживой — он догадался об этом, перестав ее ощущать...
И Рябинина покинуло чувство будущего, то есть того, что наступит для него новый день, или новый год, или пройдет десятилетие. Только затем он и хотел бежать из этой комнаты, что никогда больше — теперь он знал — ему не выйти отсюда,
Некоторое время генерал осваивался с состоянием человека без завтрашнего дня, точнее — силился представить себе, что из этого следует. Потом страна, которую он защищал, партия, в которой он прожил жизнь, словно отделились от него. Они шли дальше, сражаясь, в то время как он оставался здесь. Сознание неожиданного одиночества было полно такой тоски, что на секунду командарм изнемог.
— Сестра, — позвал он, и собственный голос прозвучал для него по-новому. Но в мире без будущего, где Рябинин находился, все слышалось или выглядело как незнакомое.
Аня вскочила и, косолапя, ставя носки внутрь, торопливо подошла... Рябинин пристально смотрел на девушку — глаза ее в тени орбит казались очень большими, на щеках виднелись розовые пятна от пальцев. Наклонившись, Аня ждала, и генерал с непостижимым интересом разглядывал ее, зная, что девушке предстоит жить, когда его уже не будет.
— Т-товарищ генерал? — сказала она.
Рябинин не ответил, и Аня увидела на его блестевшем от обильного пота лице такое любопытство, что испугалась.
— Т-товарищ генерал? — сильно заикаясь, повторила девушка.