– Ну и что, я понимаю, что сейчас так никто не строит!
Вейтман для убедительности кивал головой, и можно было подумать, что он всю жизнь только тем и занимался, что строил небоскребы.
– Никто вообще так не строил, – сказал Рэй, желая немного просветить коллегу в строительном деле. – Не строил никогда. Архитектор был либо настоящим гением, либо – сумасшедшим...
– Судя по количеству редких металлов, – встрял в их разговор Игон, – этот дом строился на века...
– Или архитектор вложил туда все свое состояние, – добавил Уинстон.
– Так оно и было... – сказал Рэй, открыв рот для дальнейшего перечисления особенностей дома, где жила Дана Баррет.
И тут его перебил Питер:
– Рэй, представь на минуту, что я ни черта не смыслю в металлургии, строительстве, физике, и скажи, что означает эта чертовщина?
Рэй повернулся к нему:
– Знаешь что, Пит, нужно было учиться побольше, а не гоняться за девицами!
Вейтман молча снес это и, согласно кивнув головой, с умным видом стал снова смотреть в план-схему здания.
Остальные задержанные, слыша чересчур умные разговоры, пожимая плечами и разводя руками, отошли от ловцов привидений, пока что открыто не высказывая своего недовольства. Разложенные на столе листы бумаги с какими-то линиями, цифрами и формулами не представляли для них совершенно никакого интереса.
– Здание является огромной, сверхчувствительной антенной, построенной специально для приема и концентрации спиритической турбулентности... – снова произнес Рэй, повернулся к Питеру и, подмигнув ему, хитро добавил: – Твоей подружке повезло. Ее квартира совсем рядом с воротами в ад.
Питер тут же поднялся и, отойдя от стола, нервно заходил по камере, обдумывая, что бы ответить подтрунивающему над ним Рэю. Но, не найдя ничего подходящего, произнес:
– Она наша клиентка... И интересна мне только тем, что спит на одеяле... Точнее – в четырех футах над одеялом. – Питер остановился, взглянул на Рэя и, все больше и больше распаляясь, воскликнул: – Она рычит, лает, скрежещет зубами...
Тут в разговор вмешался Игон.
– Питер, дело не в ней, дело в здании, – сказал он. – В наш мир вторгается нечто ужасное. И это здание, очевидно, служит входом. Сегодня ночью я нашел в большом энциклопедическом словаре имя архитектора. Он был весьма странным человеком. Про таких в старину говорили: «Он не от мира сего»...
Игон замолчал, а Рэй и Питер, заинтригованные, посмотрели на него. И вдруг Питер спросил:
– И как этого архитектора звали?
– Иво Шандор, – ответил Рэй.
– Он, наверное, приехал из Трансильвании, – заключил Рэй, – уж больно у него фамилия мадьярская.
– Ты прав, Рэй, – сказал Игон. – Этот архитектор, наверное, был как-то связан с наследниками известного в Трансильвании графа Дракулы... Он отлично знал хирургию, делал много странных операций, а в двадцатом году основал тайное общество...
И тут Питер, взяв Игона за руку, прервал его, произнеся:
– Дай и мне сказать...
Игон взглянул на Питера и кивнул головой, посчитав, что у его коллеги есть какое-то важное сообщение, по-видимому касающееся Иво Шандора.
– Ну, говори!
Питер на секунду задумался, набрал полную грудь воздуха и выпалил:
– Это общество – «Слуги Гозера»!
– Точно! – сказал Игон.
Лицо Питера осветила довольная улыбка. Он повернулся к Рэю и сказал ему:
– Ну, так кто не учился?
Рэй покачал головой и, так ничего и не ответив, перевернул очередной лист плана-схемы небоскреба. Он снова уставился в переплетение линий, цифр и формул, пытаясь в них хоть немного разобраться.
Игон продолжал рассказывать про таинственного архитектора:
– После первой мировой Шандор решил, что наше общество смертельно больное. После его смерти осталось около тысячи последователей. Они продолжали проводить на крыше ритуальные обряды, сатанинские сборища, пытаясь приблизить конец света.
– Похоже, они своего добились, – произнес Питер.
– Я это тоже заметил, – вторил ему Рэй.
– Господи, помоги нам, грешным, – сказал Уинстон и тоже отошел от стола.
Он зашагал по камере, но вдруг неожиданно остановился, расправил грудь и басом запел, испугав находящихся в камере задержанных:
Это была одна из любимых церковных песен Уинстона, которую он чуть ли не ежедневно пел в протестантской церкви Святого Мартина.