Новая мысль остудила Генкину радость: головок-то четыре, а попробуй определи, какую из них подкручивать. Кроме того, в ночной темноте не видно делений на циферблате, а ведь нужно еще рассчитать, на сколько делений передвинуть стрелку.
Обдумав все это и придя к мысли, что утро вечера мудренее, Генка спрятал часы в карман, влез в неглубокую расселину под мшистым валуном и свернулся калачиком.
Засыпая, он думал о том, как будут удивлены родители, когда, вернувшись домой, застанут вместо Генки бородатого Диогена. Потом в голове все смешалось и он уснул, словно провалился в омут.
К утру похолодало. Мокрая рубаха не грела. Лязгая зубами и растирая застывшую спину, Генка поднялся и стал ждать восхода солнца.
Сизый туман над лесом слабо заалел, ярким румянцем налились нижние края редких облаков. Легкий ветерок погнал по лесному морю волны, и вот над синим горизонтом поднялось еще холодное багряное солнце.
Густые тени побежали по скалам и легли у Генкиных ног. Размахивая руками, «первый человек на земле» запрыгал по неровному карнизу на краю гряды. Неуклюжий зверек ростом с крупную кошку, с рыжеватой шерстью и длинным поросячьим рылом выскочил из-под валуна и, прежде чем Генка успел испугаться, скатился по каменной осыпи и исчез в кустах.
— Го-го-го! — закричал ему вслед Генка, но кусты больше не шелохнулись. Только несколько птиц с голубой каемкой на коричневых крыльях испуганно сорвались с ближайшего дерева и улетели в сторону восходящего солнца.
Долгое время никто не показывался. Генка согрелся, достал из кармана печеных рыбок и неторопливо позавтракал. Затем уселся на камень на вершине гряды, вынул машину времени и принялся ее внимательно разглядывать.
Насколько он помнил, тогда, в комнате, он крутнул одну из головок не сильно. Стрелка передвинулась, очевидно, на десять, самое большее пятнадцать делений. Вся беда была в том, что Генка забыл, какая именно из четырех головок тогда ему подвернулась.
После долгих размышлений он решил покрутить по очереди все головки и таким образом полностью выяснить систему управления этой чудесной машины.
Генка взялся было уже за первую головку, но тут тяжелый топот привлек его внимание. Легко раздвигая зеленую стену кустарника, прямо к гряде неторопливо шагал динотерий. Вначале Генка испугался, но, бросив взгляд на крутые склоны своего убежища, успокоился и стал с интересом разглядывать огромное животное.
Лобастая голова динотерия была опущена. Толстый хобот покачивался в такт шагам. Бурая шерсть лохматилась на рассеченной неровными складками, вислой шкуре.
Вдруг навстречу динотерию поднялась желтая треугольная голова на длинной шее. Шея изогнулась, и Генка увидел огромную змею, медленно расправляющую могучие кольца. Коричневые квадратики колебались на змеиной коже, и казалось, что по многометровому телу струится вода.
Динотерий остановился, готовый к бою. Генка услышал, как в его хоботе просвистел резко выдохнутый воздух. Змея зашипела. Динотерий поднял хобот, и острые бивни на нижней челюсти угрожающе блеснули. Змея опустила голову и с неожиданным проворством скрылась в кустах, а динотерий удовлетворенно хрюкнул и побрел своей дорогой. Вскоре широкая спина скрылась за деревьями. Только грузные шаги еще некоторое время отдавались в ушах у Генки.
Не успел стихнуть топот динотерия, как мимо гряды галопом промчалось стадо маленьких оленей — только острые рожки мелькнули между кустами. Потом низко-низко пролетели лебеди и еще какие-то похожие на аистов птицы с красными клювами.
«Вот бы сюда фотоаппарат!» — с сожалением вздохнул Генка и, представив себе лица одноклассников, рассматривающих фотоснимки, сделанные в миоцене, даже присвистнул. Тут же он подумал, какую огромную ценность для науки будут иметь его наблюдения, и еще раз пожалел, что не носил с собой записной книжки. Он подобрал широкий не то каштановый, не то дубовый лист и попробовал выцарапать на нем буквы. Но листок порвался. Генка вспомнил, что на уроках истории им рассказывали о рисунках и надписях на камнях, по которым ученые восстанавливают картину жизни людей далекого прошлого.
Отыскав осколок кремня, он выбрал ровную плоскую плиту и стал выцарапывать на ней надпись: «Геннадий Алексеевич Диогенов. Сентябрь…» Тут Генка задумался, какой же поставить год, и, ничего не придумав, крупно вывел: «…МИОЦЕНА».
Надпись была неровная и нечеткая. Генка с сомнением посмотрел на нее и стал углублять буквы, пристукивая по кремню голышом.
От непривычной работы он быстро устал и вскоре решил выбить только заглавные буквы своего имени, отчества и фамилии и последнее, наиболее важное слово — «миоцена».