Рассеянно вышел он вслед за Белой из кинозала. Бела что-то говорил ему, высказывал, очевидно, свое мнение о кинофильме, махал руками, подражал кому-то, но Генка только кивал головой и ничего не слышал. Перед его глазами проносились ледяные ракеты. Они летели к далекой красноватой планете, чтобы, растаяв там, дать живительную влагу плоским пустыням, наполнить атмосферу Марса земным воздухом.
— Вот бы полететь туда! — мечтательно проговорил Генка и посмотрел в безоблачное небо.
— Мы можем сходить на вертолетную станцию, она здесь рядом, на крыше почтамта! — откликнулся Бела.
— Нет, я говорю о Марсе, туда бы полететь!
— А, вот ты о чем! Туда пока еще туристы не ездят.- Голос Белы прозвучал грустно.- Но я обязательно полечу. Окончу строительный факультет и полечу. Строить новые города. И ты можешь. Даже раньше меня. Ты ведь вон уже какой большой! Кстати, ты слышал, что завтра утром с Минского космодрома на корабле «Дружба» на Марс вылетает группа строителей? Вот счастливчики!
Генка вздохнул и ничего не ответил. Они вышли на проспект.
На проспекте тоже росли деревья, но середина была свободна. «Здесь у нас проходят демонстрации»,- тоном хозяина пояснил Бела.
По обе стороны возвышались новые многоэтажные дома. «Все новое! Сколько понастроили за это время!» — почему-то с грустью подумал Генка и спросил:
Ты не знаешь, есть у вас какие-нибудь старые здания? Ну, хотя бы середины прошлого века.
— Есть! Хочешь, покажу?
— Пошли!
Они прибавили шагу, и вскоре Генка с радостью увидел широкие окна центрального универмага. А-а, старый знакомый! Только теперь он назывался «Центральным пунктом выдачи предметов личного обихода».
Они прошли еще один квартал и вышли на площадь.
Сохранился и Дворец профсоюзов, и сквер напротив. Еще издали Генка заметил среди деревьев знакомый, потемневший от времени бюст великого белорусского поэта.
Он подошел к памятнику. Бронзовое, тонко очерченное лицо выражало раздумье. Чуть прищуренные глаза задумчиво смотрели вдаль.
…Идет коммуны день прекрасный,
Чтоб нашу радость, наше счастье
На всей земле увековечить,-
с новым, понятным только ему чувством прочел Генка слова, высеченные на гранитном пьедестале, и, невольно подтянувшись, торжественно поднял руку в пионерском салюте.
Бела осторожно дотронулся до Генкиного плеча.
— Может, пойдем ко мне? Покажу коллекцию, библиотеку…
— Я хочу еще кое-что посмотреть здесь, на улицах.
— Но мне пора домой. Мама и папа пришли с работы. Мне их нужно предупредить,- нерешительно начал Бела и вдруг оживился: — Я могу с ними поговорить по видеофону, а потом, когда ты все посмотришь, поедем ко мне.
Генка не знал, что такое видеофон, да и перспектива встретиться с родителями Белы и подвергнуться расспросам его не устраивала. К тому же он подумывал о возвращении в 1962 год.
— Ты иди, Бела,- смущенно сказал он,- а я тут кое-куда еще зайду. Я тебе потом позвоню, по этому… видеофону.
Бела внимательно посмотрел на Генку.
— А где ты остановился? Ты ведь не минчанин? Ты какой-то странный, стеснительный. Поедем к нам. Мама для тебя уберет отдельную комнату, а не захочешь — будем жить вместе.- Голос Белы звучал мечтательно.- У нас знаешь как весело! И школа рядом, и стадион. А команда футбольная у нас знаешь какая! И детские мастерские, и слесарный цех, и токарный, и электроцех, и химические лаборатории… Поедем?
Что-то горькое подкатило к горлу. Генка молча покачал головой и мягко, но решительно взял Белу за плечи.
— Спасибо, Бела! — тихо сказал он.- У меня есть еще дела, понимаешь? Я не могу тебе сказать какие. Это военная тайна,- для убедительности соврал Генка и горько улыбнулся.- Может, когда-нибудь я все тебе объясню. А теперь иди.- Он замолчал, тряхнул Беле руку и пошел прочь.
— Гена, а что такое военная тайна? — послышалось вдогонку.
Но Генка только махнул, не оборачиваясь, рукой и прибавил шагу.
ГЛАВА VI,
которая объясняет исчезновение улицы Обувной, знакомит с метрополитеном, космодромом, межпланетным кораблем и рассказывает о том, как знание марок папирос дает основание считаться ученым историком