— Землятресение? — Шпарин балансировал в темноте на расставленных ногах..
— Какое землятресение?! «Умники» на «Холме» балуют, включили «машинку» на полную мощность, — зло ответил голос майора. Глаза у всех во мраке начали светиться разным цветом. У Древаки зеленым. У Супонева светились красным цветом, у Евпахова жёлтым, у Миазмова синим.
«Сборище вурдалаков», — подумал Шпарин, пятясь в темноту. Он потерял равновесие и свалился на пол.
Зажглись тускло-жёлтые аварийные светильники.
— На выход! К лифту!.. — крикнул Древака, вываливаясь из спецкресла и на четвереньках, вместе с Супоневым и Евпаховым, бросился к бронированной двери с кодовым замком.
Теперь, кроме пола, задвигались и покосились стены. Летели стеллажи, падали шкафы, звенело бъющееся стекло.
Потолочная плита, над дверью, которую пытался открыть майор, раскололась и рухнула вниз, накрыв сразу всех троих. После очередного удара упала ещё одна, рядом, вместе с какими-то приборами, стульями, после чего в разгромленной лаборатории стало тихо.
Шпарин с Миазмовым, не сговариваясь, полезли под широкий и массивный металлический стол с тисками и хирургическими инструментами. Места под ним оказалось достаточно, чтобы усесться спиной к спине и вытянуть ноги.
— Выдержит? — Шпарин на ощупь попробовал толщину металла. — Ты глаза их видел? У тебя были синие. А у меня?
— И у тебя.
— Значит «мы одной крови». Помнишь у Киплинга?
— Помню. Только Маугли нет.
— Маугли это я. Тоже потерялся, в более зрелом возрасте. Утащили злые дяди.
— Этих дядей тебе не приручить. Давай пересядем, не люблю разговаривать не видя собеседника, — сказал Миазмов.
— Давай.
Они пересели.
— Как там Москва? — спросил Миазмов.
— А?.. — высовывая на разведку голову, переспросил Шпарин.
— Москва, говорю, как? Плохо слышишь?
— Москва? Стоит наверно в пробках, — машинально ответил Шпарин, возвращая голову под стол. — Давно там не был.
— И я давно, — Миазмов усмехнулся.
— Ха-а! — недоверчиво произнес Шпарин. Наконец до него дошло. — Так ты из наших? Уникальный случай. То-то, думаю, обороты речи знакомые, как у наших шарлатанов в рекламе. Потом книга, даже я не помню дословно написанного, а ты декламировал, будто её читал. Феноменальные способности. Откуда? Только конспективно.
— Не поверишь. До этого самого случая работал простым инженером. Всё, как у всех. Работа, дом, семья. Поехал в деревню к родне. Пошли на рыбалку. Гроза. Молнии! Прошила насквозь, вошла сзади в плечо, вышла из ступни. Очнулся, перед глазами трава, цветочки, жучки ползают. Мужики по старому поверью закопали в землю, до головы. С тех пор почувствовал дар, какую-то силу, не понятную самому. Первым экспериментом стал дворовый петух. Кукарекал громко спозаранку. В один из приездов я высунулся в окно и пожелал ему заткнуться. На время перестали нестись куры… Ушёл с завода, стал лечить людей. Давал представления, гастролировал…
Шпарин смотрел на еле различимое в полумраке лицо Миазмова и напряженно думал.
— Вспомнил! — воскликнул Шпарин, выпрямляясь и больно стукаясь головой о крышку стола. — О-ё… Вспомнил, где тебя видел. ДК турбинного завода. Три года назад. Меня туда случайно затащила одна подруга, любительница этих дел. «Эфир Миазмов. Практическая магия, телекинез и другие паранормальные явления». Даже афишу вспомнил. Так значит это ты…
— Хорошая память. Хорошие были времена, — Миазмов взгрустнул. — Эфир Миазмов мой сценический псевдоним. В нашем мире меня звали Сергей Николаевич Маралов. Что чернявый и кучерявый — в роду цыгане были.
— А как здесь оказался? Как тебя взяли?
— Опять же идиотский случай. Из-за той проклятой рыбалки. Поехали с другом в мою деревню. Проехали пару кварталов и тут вспомнили о забытых снастях в гараже. Пришлось возвращаться. Вот и не верь после этого приметам.
— Как деревня называется? — быстро спросил Шпарин.
— Тростянка. Большое село. Семьдесят дворов.
— Знаю, — сказал Шпарин. — Это недалеко от меня. Километрах в тридцати. У меня в Авдеевском небольшой домик. Дед с бабулей жили. Я к ним пацаном на каникулы ездил. Похоронил прошлым летом. Померли друг за другом… в течении месяца…
— Ехали на моей машине, за рулём приятель, Я, после поддачи на дне рождения другого приятеля, дремал на пассажирском сиденье. Он меня растолкал. Попали в полосу странного рыжего тумана. Вижу необычную дорожную разметку, красные, жёлтые, белые полосы. Приятель — бывший автогонщик, любитель давить на «газ». Еле вписался в поворот и мы тут же врезались в шлагбаум. Вылетел через лобовое стекло, смог даже в горячке встать на ноги, посмотреть на машину. Машина в хлам, шлагбаум дугой, потом потерял сознание.