Шпарин покрутил багровый цилиндрик и бросил в сейф.
В объемистой кожаной папке находились сине-красно-чёрные удостоверения. В каждое вложен плотный листок с фотографией. Шпарин нашел удостоверение двойника.
«У нас с ним одно лицо, но у двойника глаза наглые. Наглющие, просто хамские».
Лист из тонкого картона на первый взгляд не представлял из себя ничего примечательного. «Карточка движения». Графы с цифровыми кодами удостоверений: прибыл — убыл, сдал — получил. Все подписи в графах: сдал — убыл. Судя по девяти остающимся в папке удостоверениям, девять агентов находились на задании и он в их числе. Графы одной из карточек «прибыл, получил» были заполнены. Само удостоверение отсутствовало.
«Лицо девушки кажется знакомым. Блондинка. Темно-синие глаза. Короткие волосы… Три женщины. Пятеро мужиков. Девушки очень и очень ничего себе. Милые мордашки. Где они, что с ними, живы, работают, убиты, об этом знает только Древака. Мне какое дело? — Шпарин рассовал по карманам трупа часть удостоверений агентов. — Если опять оживет — ему не выкрутиться. Остальные уничтожу. Пусть поломают головы».
Шпарин снял штык-нож, вытер платком, протер автомат, бросил рядом с телом капитана, зашел в туалет, помучился, но порезал удостоверения на мелкие кусочки, кинул в унитаз, спустил воду. Прокрался на Первый этаж, осторожно выглянул из двери и вышел на крыльцо штаба. Штык-нож полетел в кусты жасмина.
«Никого и тополиный пух. Медленно иду на плац. Прогулочным шагом. Если повезёт — улечу. А Инга?».
Шпарин с тоской оглянулся на госпиталь.
«Другого случая может не представится. Останусь — расколят и что со мной будет? Спалят в печке. Но я, же вернусь?».
Шпарин скрипнул зубами, ускорил шаги, подходя к плацу, вытянул из-за ремня ненавистный берет с помпоном и нахлобучил на голову.
«Вот, кажется, моя счастливая лошадка».
— Полётное задание? — показывая удостоверение, строго спросил Шпарин у лейтенанта в новехонькой черной кожаной форме с сине-золотыми погонами, наблюдающего за погрузкой. Головного убора на летчике не было.
— Летун второго класса лейтенант Дремов. Сейчас закончим и в Боровск, — не глядя на удостоверение, пробасил, отдавая честь, зеленоглазый вертолетчик. Отдал честь своеобразно, хлопнув кулаком по груди.
— Вам куда? — как таксист спросил он.
— Губернаторск.
— Из комиссии?
— Нет, — ответил Шпарин, посматривая в небо. — Срочное дело. Отпуск.
— А-а!.. — лейтенант улыбнулся. — Не только срочное, но и очень хорошее.
— Давай поживее! — посмотрев на часы, крикнул он солдатам, грузящих в вертолет длинные и короткие деревянные ящики. — Из Боровска улетите быстро. Из Боровска каждый час какой-либо борт идет на Губернаторск. А если к вам попадешь — бывало и по два дня сидели. Поганые места. Как ни прилетишь — всегда что-нибудь происходит.
— Это точно, — сказал Шпарин, смотря в небо.
«Не хватало появиться Древаке и конец путешествию».
Правая нога начала выбивать дробь по бетонке плаца.
«Иду вразнос. Нервы сдают. А сколько можно? Двое суток непрерывного сумашествия плюс сегодняшняя веселая ночка. Милый доктор Евпахов, повар Давкин. Убийство. Инга! Я постоянно думаю о ней, на автомате делая остальное и никуда от этого не деться».
— Миша-а! — услышал он женский голос, с которым уже бы не спутал никакой другой.
Бегущая женская фигурка в розовом халатике среди тополей, на краю плаца, рядом с вертолётом.
«Инга!».
Шпарин сделал несколько шагов навстречу.
— Миша! — сказала девушка, заглядывая ему в глаза, так глубоко, что Шпарину стало не хватать воздуха.
— Миша! — повторила она, хватая его за рукав. — Сбегаешь? Два года… Зачем ты это делаешь? Неужели это нельзя было сделать завтра, послезавтра или вообще никогда не делать? Что с тобой? Зачем?
Заплыв далеко в море и поймав открытым ртом случайную приличную волну, Шпарин однажды тонул. Сейчас происходило то же самое. Медленное погружение в темное, темносинее море, полное слез.
Отчаянный поиск нужных слов.
— Капитан, заканчивайте, — раздался бас лейтенанта. — На борт.
— Инга! — прошептал Шпарин, пряча лицо в волосах девушки. Нужных слов не было. — Инга!..
— Шпарин!? Ты что?.. — Инга оттолкнулась от него, как от стенки, улыбнулась, вытирая слезы, и пошла прочь, постукивая каблучками по шевелящемуся от пуха бетону.
— Жена? — спросил рыжеватый вертолетчик.