Ивану Гермогеновичу, конечно, было известно, что ловит насекомых не сеть, а именно эти крошечные, липкие узелки. К ним, точно к свежему столярному клею, прилипают крылья и лапки насекомых, и тогда насекомое становится добычей паука.
Всё это было давно известно профессору, но одно дело – знать, другое дело – видеть своими глазами.
Прошёл уже целый час, а Иван Гермогенович совсем забыл, где он находится и зачем пришёл сюда. Ему казалось, что он сидит у себя в кабинете, склонившись над микроскопом, и перед ним один за другим проходят его старые знакомые.
Но что микроскоп?! Разве через стёкла микроскопа увидишь всего паука сразу?
Конечно, нет.
Микроскоп позволяет рассмотреть только глаз паука или кончик его ноги, или коготок, похожий на гребень, или узел паутины. А тут перед профессором сидел весь паук, огромный, как бык, и можно было сразу разглядеть его восемь глаз, две пары челюстей, восемь ног с коготками-гребнями и вздутое мягкое брюхо.
Но больше всего радовало Ивана Гермогеновича то, что паук был живой и охотился.
Под микроскопом – даже под самым совершенным микроскопом – нельзя увидеть, как паук ловит свою добычу. А вот сейчас профессор мог наблюдать это на расстоянии вытянутой руки.
Паук охотился.
Огромный свирепый хищник сидел, притаившись, около расставленных сетей. Прямо к нему тянулась сторожевая нить. А он сидел, как рыбак на берегу, и ждал. Вот-вот дёрнется нитка – и тогда паук бросится на свою добычу, вонзит в неё когти с ядом, убьёт и высосет из неё кровь.
Профессор смотрел на раскинутую сеть, позабыв всё на свете.
И вдруг над его головой что-то прожужжало, точно снаряд, и с воем врезалось в сеть.
Сеть вздрогнула, заплясала.
– Ага! – крикнул Иван Гермогенович – Есть одна!
В сетях билось, извиваясь и барахтаясь, огромное крылатое животное Оно было побольше паука, во всяком случае, длиннее его. Прозрачные, покрытые жилками крылья выгибались дугой, пытаясь оторваться от липких узелков паутины, но выбраться из сетей было не так-то просто.
– Оса! – решил Иван Гермогенович Он подошёл поближе к сети и, покашливая, стоял, наблюдая, за борьбой паука и осы.
Паук, опираясь на гребни ног, заскользил по своей паутине, прочёсывая её ногами. Он обежал вокруг осы раз, другой, потом стал подкрадываться к ней сзади.
Оса стреканула острым жалом.
Паук отпрыгнул назад и снова закружился, забегал вокруг осы. Но стоило ему только приблизиться к ней, как оса выгибала своё коленчатое брюхо и угрожающе вытягивала вперёд гладкое острое жало. Паук попробовал напасть на неё сзади, сбоку, но всякий раз его встречало осиное жало.
– Любопытно, очень любопытно! – бормотал профессор, наблюдая за борьбой осы и паука.
Наконец после бесплодных попыток паук вынужден был отказаться от борьбы с опасной добычей. Описывая широкие круги, он суетливо побежал по своей паутине, сотрясая её, заставляя осу прыгать, как в люльке. Оса забилась ещё сильнее. Бегая вокруг неё, паук торопливо обрывал нитку за ниткой. Наконец оса рухнула, увлекая за собой сеть на край глубокого оврага.
Беспомощно барахтаясь и запутываясь все больше и больше, она покатилась вниз по крутому склону; следом за ней посыпались комья земли и камни.
– Ага! Ага! Вот это прекрасно! – обрадовался Иван Гермогенович. – Это мне как раз и нужно. Очень удачно!
Он подбежал к оврагу, посмотрел вниз.
На дне оврага билась и корчилась покрытая сетями огромная оса. Она выгибала полосатое туловище, каталась по земле, стараясь освободиться от паутины, но паутина только плотнее опутывала её крылья, ноги, голову.
Профессор побежал по краю оврага, озабоченно посматривая под ноги.
И вот наконец он остановился перед большой каменной глыбой с острыми углами.
Поднять её профессор, пожалуй не взялся бы. Глыба была в несколько раз больше Ивана Гермогеновича. Но, к счастью, она висела над краем оврага.
Нужно было только качнуть её хорошенько, толкнуть, и она обрушится вниз, прямо на дно.
Профессор упёрся ногами в землю и принялся раскачивать глыбу. Работа была нелёгкая. Глыба шевелилась, качалась, как гнилой зуб. Но держалась крепко. Профессор пыхтел, как паровоз.
– Врёшь! Врёшь! – бормотал он, нажимая на глыбу плечом. – Качаешься, – значит, упадёшь.
Всего только каких-нибудь полтора часа назад Иван Гермогенович мог бы столкнуть такой камень в яму одним щелчком, но теперь это было уже не так просто.
Профессор раскраснелся, запыхался. Лицо его покрылось потом.
– Отдохнём немного, – сказал, тяжело дыша, Иван Гермогенович и вытер ладонью потное лицо.