– Ага, ага, вы видите? – крикнул Шмидт. – Он уже напал на след.
Шаркая сандалиями, фотограф вприпрыжку побежал за собакой.
– Если найдете ребят, пошлите их домой! – крикнула мама и направилась через двор к воротам.
«Наверное, они в соседнем дворе», – подумала она и, уже не обращая внимания на Джека и его хозяина, вышла за ворота дома.
Натягивая с силой цепочку, Джек тащил толстяка по лестнице вверх.
– Тише, тише! – пыхтел толстяк, еле поспевая за собакой.
На площадке пятого этажа Джек на секунду остановился, взглянул на хозяина, потом, отрывисто тявкая, бросился к дверям, обитым клеенкой и войлоком. На дверях висела белая эмалированная дощечка с надписью:
Пониже была приколота записка:
Джек с визгом подпрыгивал, царапал когтями клеенчатую обивку двери.
– Тубо, Джек! Тут просят стучать, а не визжать.
Фотограф Шмидт пригладил ладонью прическу, обстоятельно вытер платком потное лицо, потом согнутым пальцем осторожно постучал в дверь. За дверью послышались шаркающие шаги.
Щелкнул замок. Дверь приотворилась. В щели показалось лицо с мохнатыми седыми бровями и желто-белой бородой.
– Вы ко мне?
– Простите, профессор, – смущенно сказал фотограф, – я только хотел спросить вас…
Но не успел толстяк договорить, как Джек вырвал из его рук поводок и, чуть не сбив профессора с ног, бросился в квартиру.
– Назад! Джек! Тубо! – закричал Шмидт.
А Джек уже громыхал цепью где-то в конце коридора.
– Извините, профессор, Джек так молод… Разрешите войти. Я сейчас же уведу его обратно.
– Да, да… Конечно, – рассеянно сказал профессор, пропуская в квартиру Шмидта, – войдите, пожалуйста! Надеюсь, ваша собака не кусается?
– Очень редко! – успокоил профессора Шмидт.
Фотограф переступил порог. Закрыв за собой дверь, он сказал негромко:
– Тысяча извинений! Я на одну минутку… У вас, товарищ профессор, должны быть ребята… Карик и Валя! Из второго этажа…
– Позвольте, позвольте… Карик и Валя? Ну да! Конечно. Прекрасно знаю. Очень славные ребята. Вежливые, любознательные…
– Они у вас?
– Нет! Сегодня их не было у меня.
– Странно! – пробормотал толстяк. – Джек так уверенно шел по следу…
– Может быть, это вчерашний след? – вежливо спросил профессор.
Но Шмидт не успел ответить. В дальней комнате звонко залаял Джек и тотчас же что-то загремело, задребезжало, зазвенело, как будто на пол упал шкаф или стол с посудой. Профессор вздрогнул.
– Да ведь он перебьет все! – закричал он плачущим голосом и, схватив Шмидта за рукав, потащил за собой по темному коридору.
– Сюда! Сюда! – бормотал он, толкая дверь.
Как только профессор и фотограф переступили порог комнаты, Джек кинулся хозяину на грудь, взвизгнул и с лаем бросился назад. Он носился по комнате, волоча за собою цепь, обнюхивал книжные шкафы, вскакивал на кожаные кресла, вертелся под столом, бестолково бросался из стороны в сторону.
На столе звенели, подпрыгивая, колбы и реторты, качались высокие прозрачные стаканы, дрожали тонкие стеклянные трубочки. От сильного толчка качнулся, сверкнув на солнце, микроскоп. Профессор еле успел подхватить его. Но, спасая микроскоп, зацепил рукавом сияющие никелем чашечки каких-то сложных весов. Чашечки упали, подпрыгнули и со звоном покатились по паркетному полу.
– Что же ты, Джек, – угрюмо сказал профессор, – оскандалился? Лаешь, а зря. Ну? Где же ребята?..
Джек наклонил голову набок. Насторожив уши, он внимательно смотрел на хозяина, стараясь понять, за что же его ругают.
– Стыдно, Джек, – неодобрительно покачал головой фотограф, – а еще ищейка! С дипломом! За кошками тебе гоняться, а не по следу идти! Ну, пошли домой! Извините великодушно, товарищ профессор, за беспокойство!
Фотограф неловко поклонился и шагнул было к двери. Но тут Джек словно взбесился. Он схватил своего хозяина зубами за брюки и, упираясь лапами в скользкий паркетный пол, потащил к столу.
– Да что с тобой? – удивился толстяк.
Повизгивая, Джек снова принялся бегать вокруг стола, а потом прыгнул на диванчик, который стоял перед открытым окном.
Положив лапы на подоконник, он коротко, отрывисто залаял.
Шмидт рассердился.
– Тубо! К ноге! – закричал он, хватая собаку за ошейник, но Джек упрямо мотнул головой и снова бросился к дивану.
– Ничего не понимаю! – развел руками фотограф.