- Так давай раскачаем его как следует!
- Попробуем вдвоем! И раз! И два!..
- Еще немного!
- Там, наверху, что-то держит!
- Ах, да ведь там веревки, бревна переплетены...
- Ивон!
- Я здесь, дядя!
- Возьми-ка нож да забирайся мне на плечи... Погоди, я тебе помогу.
Тут уж Ивон оказался на своем коньке. С необычайной ловкостью он моментально взобрался на плечи матросу.
- Черт побери! Ты и правда лазаешь как обезьяна!
- Веревка разрезана, дядя!
- Ну-ка, - Беник обратился к Жану-Мари, - поднажмем теперь! Эй! Юнга, слезай немедленно!
Совершив головокружительный прыжок, мальчишка очутился на земле.
- Там все крепилось одной-единственной петлей. Еще небольшое усилие, и стена рухнет.
- Это, пожалуй, не годится. Мы совсем забыли об охраннике.
- Подождем ночи.
- Но уже темнеет, солнце зашло...
- Дай-ка нож, - спокойно произнес Генипа.
- Что ты собираешься делать?
- Дай!
Потом, указав на бревенчатую стену, добавил:
- Подтолкни! Я хочу выйти.
- Куда ты собрался?
- Я хочу выйти.
- Ну ладно, вот тебе нож. Бьюсь об заклад, ты решил попортить шкуру нашему охраннику.
Не проронив ни слова, краснокожий змеей проскользнул между двумя бревнами и исчез.
Не прошло и полминуты, как друзья услыхали глухой хрип, а затем удар.
Индеец появился так же бесшумно, как и исчез. Он несколько раз всадил нож в землю, как бы желая очистить его, потом протянул моряку и спокойно добавил:
- Он умер.
- Ты разоружил его?
- Я взял лук, взял стрелы, чтобы убить других!
- Итак, когда уходим?
- Нужно дождаться глубокой ночи.
- Кстати, тебе известно, что у нас есть еще один товарищ?
- Он тоже белый?
- Белый... Да, в общем, да! Если хочешь, белый... Он для нас все равно, что вождь.
- И где же он, ваш вождь?
- В клетке с синими попугаями! Это мерзавец Онса придумал. А! Каково?
- Я знаю эту клетку, это мои птицы.
- Как ты делаешь их синими?
- Даю зерно тектоап.
- Что за чертово зерно?
- Ты ничего о нем не знаешь?
- Нет.
- Когда мы освободимся, покажу его тебе.
- Не откажусь. А то ведь съедим, не дай Бог, и станем синими.
- Это зерно не страшно людям, только попугаям.
Внезапно голос индейца стал тихим и грустным.
- Мы скоро уходим; но сначала я хочу похоронить Тару-те-ту и маленького Киля.
- Что он говорит? - тихо спросил Беник.
- Он хочет похоронить жену и ребенка.
- Тару-те-ту?..
- Это значит: Ночное Солнце. Луна по-нашему. Бедняга! Какое несчастье! Верная жена и любимый сын...
- Скажи, матрос, а мы не поможем вождю копать?
- Я спрошу. Предложу ему.
Оба бретонца и юнга принялись за невеселую работу. Прошел целый час, пока яма, начатая Генипой, стала широкой и глубокой.
- Готово! - с дрожью в голосе прошептал индеец.
Он нащупал в темноте останки жены и сына, перенес их в могилу, засыпал землей и добавил на местном наречии:
- Здесь погребено сердце вождя урити!
Затем, обернувшись:
- Идемте, друзья! Я мужчина, а мужчины не плачут. Они мстят!
С этими словами матросы что есть силы раскачали бревна, и в конце концов стена повалилась. Путь был свободен.
Генипа вышел первым, за ним Ивон, Беник и последним Жан-Мари, с пистолетом в руке, готовый в любую минуту прикрыть отход товарищей.
Онсе и его людям надо было проспаться после пьянки, учиненной по случаю победы над урити. Бандит рассчитывал на бдительность своей охраны, ему в голову не могло прийти, что пленники сбегут.
Генипа, или Знаток кураре, как с благоговением называли его соплеменники, по лесной чаще шел спокойно и, как всегда, совершенно бесшумно. Привычная легкость вернулась к индейцу, он нетерпеливо бранил своих бледнолицых спутников, чьи ноги то и дело путались в густой траве. Топот и гомон стоял такой, что можно было принять эту группу людей за стадо тапиров.
Тем не менее компания беспрепятственно добралась до клетки, где вместе с синими попугаями обитал и Феликс Обертен.
- Окликни своего приятеля, - едва слышно обратился индеец к Бенику.
- Эй! Месье Феликс... месье Феликс!..
- Кто зовет меня? - встрепенулся Синий человек. Он расположился в углу на лежанке из листьев маиса*.
______________
* Маис - кукуруза.
- Черт возьми! Не так громко. Мы от них улепетнули!
- Не может быть?!
- Спасем и вас, не бойтесь! А ну, идите-ка сюда! Выбраться из клетки не так уж трудно. Наша тюрьма была посолиднее.
- Да это вы, Беник... Откуда, дружище, вы взялись?
- Человек говорит... говорит... а надо действовать, - проворчал индеец.
Но Феликс, который наконец все понял, уже вскочил, с силой выворотил бамбуковые прутья и оказался снаружи.
Разбуженные попугаи подняли страшный гам.
- Проклятые птицы! - выругался Беник. - Хорошо бы, бандиты подумали, что это лисица. А то глупые твари испортят нам все дело.
И действительно, пьяная шайка зашевелилась, в ночи послышались крики, а затем и тяжелый шум приближающихся шагов.
Беник схватился за нож, Жан-Мари - за револьвер.
- В клетку!.. - прошипел Генипа и почти втолкнул Беника в пролом, сделанный только что Феликсом.
- А ведь он прав! В клетку! - повторил Жан-Мари, в свою очередь подтолкнув Ивона.
Тогда Генипа, который, казалось, знал и умел все, издал короткий и резкий звук, похожий на крик хорька - грозы местных птичьих дворов. В результате в клетке поднялась неимоверная паника.
В лунном свете показались несколько пьяных индейцев. Держа луки наготове, они, покачиваясь, приблизились к птичнику.
Внезапно один из них громко расхохотался.
- Хорек потрошит птичек их вождя, - сказал он на своем языке.
- Да еще как! - подхватил второй пьяный голос.
- Как мы потрошили его людей!..
- Оставь в покое зверя, пусть наслаждается.
- Да, не будем его трогать. Пусть каждый живет, как хочет, и ест то, что ему нравится.
- А я хочу пить...
- И я...
- Пойдем-ка выпьем! - И оба направились к полному чану.
- Уфф! Вот это да! - Жан-Мари перевел дыхание.
- Если бы не твоя идея, дружище Генипа, - сказал Беник, - нам была бы крышка. Висели бы сейчас, как те бедняги с отрезанными руками.
- Пора! - прервал индеец. Он и бровью не повел, хотя похвалы бледнолицых наполнили его сердце гордостью.
- Куда же мы пойдем? - спросил Феликс. Он только что понял, что к их компании добавился еще один человек. Тот, что взял штурмом его клетку, мастерски изобразил крик хорька и, казалось, стоял теперь во главе импровизированного экспедиционного отряда.
- Как это ни странно, - произнес Беник, - но мы собираемся в свободную страну, где нет людоедов, крикливых попугаев и прочей нечисти.
Ведомые Генипой, они без труда добрались до берега реки, сели в пирогу, обрезав прежде веревки у всех остальных лодок, и пустились в путь. Генипа взялся за весла и вновь удивил своих спутников: он греб совершенно бесшумно.
Пирога скользила по воде так медленно, что всем казалось: проклятая деревня не удаляется, а как будто стоит на месте.
- Я понимаю тебя. - Беник обратился к индейцу. - Ты оставляешь здесь все, что тебе дорого.
- И мою месть! - глухо прохрипел Генипа.
- Придется подождать с этим, сейчас нас слишком мало.
- Сейчас они все пьяны, и мы могли бы без труда прикончить их!
- Дьявол! Да что ты говоришь! Я никогда в жизни не пойду на черное дело! По-моему, самое подлое - нападать на человека, который не может защищаться!
Генипа в недоумении пожал плечами. Ему было невдомек, что благородный человек всегда предупреждает врага о нападении или, по крайней мере, не пользуется моментом, когда тот беззащитен.
- Белые сумасшедшие, и я становлюсь с ними таким же.
В это время со стороны деревни раздались крики. На несколько мгновений они даже заглушили неумолчную болтовню обезьян, облепивших прибрежные деревья.
- Ну! Теперь ты понимаешь, что я был прав? Если бы мы сразу перерезали им глотки, некому было бы заметить побег. И преследовать нас тоже было бы некому.