— Дай-ка теперь весло мне, — сев на заднюю лавочку и отложив шест, попросил Андрей.
Изготовленное из деревянной лопаты, какими ворошат на току зерно, весло заметно ускорило ход громоздкой посудины. Несмотря на солидную массу (чтоб не рассыхалась, держали в полузатопленном состоянии), она шла резво и уверенно, в чём чувствовалось мастерство кормчего; сзади тянулся расходящийся в стороны след. Но и давалось это кормчему непросто: пот с него катился градом. Ветерок, здесь более ощутимый, нежели на берегу, не был в состоянии обсушивать взмокшего на первой же сотне метров Андрея. И он уже несколько раз зачерпывал ковшиком воду и выплёскивал себе на голову.
Марта, впервые в жизни оказавшаяся в столь «опасной» ситуации, поначалу вздрагивала при каждом качке и судорожно хваталась за борта, а казавшаяся ей бездонной пучина страшила и держала в постояннм напряжении.
— Какая тёмная под нами вода! Аж смотреть страшно… — призналась она.
— Тут, наверное, очень глубоко?
— Нет. Редко где два метра. Знал бы, что ты такая трусишка, то и не взял бы, — пошутил он.
— Не такая уж я и трусишка, как ты думаешь!
Чтобы, видимо, доказать это, она встала в полный рост (держась, однако, за верёвку, привязанную к скобе в носу лодки), с минуту осматривала окрестности и, покачав головой, села.
— Ума не приложу, как можно отыскать здесь человека, — проговорила безнадёжно. — Легче найти иголку в стоге сена…
— У меня есть кой-какие мысли на этот счёт. Магнитики, ежли хошь. На месте решим, с какого начать.
— А куда мы плывём?
— Во-он к тому островку. Он не просто камышовый, как все другие, а самый настоящий.
Островок, к которому они вскоре причалили, был, видимо, когда-то кем-то насыпан, как и многочисленные на Кубани степные курганы. Имел немногим более двадцати метров в поперечнике и возвышался над водой почти вровень с камышовыми метёлками.
Взойдя на верх, Андрей сразу же занялся изучением округи — искал, не белеет ли где на ближних зарослях парашютный купол. Вниманием Марты завладели изобиловавшие и здесь всевозможные полевые цветы. Обходя их, она каждый нюхала и внимательно рассматривала. Заметив, что внимания её удостоены и колючие шарики лопуха, он усмехнулся:
— Нос наколешь!.. Выбери два листа покрупнее, сделаю тебе козырёк от солнца. А то лицо обгорит и нос облезет, как у меня.
— Ну и пусть! Я нарочно не надела панамку — хочу загореть, как ты. Ой, кто-то смотрит в нашу сторону с холма, — сообщила она тревожно. — Это не Гапон?
— С какого ещё холма?
— Да вон же, с деревом на вершине.
— Точно… Токо это не холм, а курган. Нет, это не Лёха: рубаха темная. Но на всякий случай спрячемся.
Спустились ниже, присели на кучу прошлогоднего камыша; высокая трава укрыла их с головой. Комары зудели и здесь, он сходил к лодке за сумкой.
— Достань платье и накинь, шея у тебя вся в волдырях, — посоветовал и добавил: — Комарьё у нас ядовитое. Прошлым летом мужик рыбалил с лодки да напился и уснул. Так они его чуть насмерть не заели, на харю страшно было смотреть. Ты это… мордочку, как выразился Лёха, поменьше подставляй под солнце, загорать нужно постепенно. Ежели и дальше хочешь быть красивая.
Низко, над самыми головами, просвистел косячок селезней. На островок наведалась было длинноногая цапля, но, заметив опасность, улетела, сложив зигзагом шею. Рядом в камыше стонущими голосами перекликаются пара лысух. На куширях у лодки пучеглазые лягухи затеяли громкую перебранку: «Ир-род, ир-род!» — надувая пузыри, ругают кого-то одни; «Ур-род, ур-род! «— вторят им сразу несколько других.
Все это Андрею давно знакомо, привычно и не мешает размышлять о том, как быть дальше, что предпринять в первую очередь. Для Марты — внове: ей казалось, будто попала она в некий сказочный мир — изумительно красивый, волшебный.
— Ты о чём-то размышляешь, — нарушила она молчание. — Рассуждай вслух, может, и я чем помогу. Одна голова хорошо, а две лучше.
— Можно и вслух… Я предполагал, что парашют — он ведь знаешь, какой громадный! — будет на зелёном заметен издалека. Но его пока что не видно.
— Ты считаешь, что он опустился неподалёку отсюда и притом обязательно в камыш? А вдруг в воду…
— Что где-то здесь недалеко — в этом уверен. А что опустился не в воду — парашютом можно ведь управлять с помощью строп. Но конешно: ежли он ранен, то мог угодить и в воду… А два метра, о которых я говорил, это редко где такая глубина, утонуть не должен. Верняк освободился от парашюта, выбрался на мелководье и находится в каком-то из ближних камышовых островков.
— Может, парашют видел тот, что смотрел с кургана в нашу сторону? С высоты ведь дальше видать, — предположила она.
— Стоп, ценная мысля! Зараз встанешь мне на плечи, кругозор увеличится — может, ты обнаружишь белое пятно.
Взошли на верх. Человека на кургане уже не было. Андрей присел на корточки:
— Залазь. Не боись, я буду держать тебя за ноги. Хотя — подожди: принесу шест для опоры.
Шест воткнули в землю, Марта разулась.
— Ой, придерживай, а то коленки трясутся… Да, ты прав: кругозор увеличился. Только вот ничего белого, кроме больших цветов да птиц, похожих на лебедей, пока не вижу.
— Зараз я повернусь лицом к хутору, а ты смотри, но не на воду, а на камыши. Ну, как, — парашюта не видно?
— Нет, Андрюша, нич-чего такого…
— Ну что ж… Жаль, конешно, что и этот магнитик не помог найти иголку.
— Это был уже последний? — спрыгнув, спросила она.
— Нет, и дажеть не главный. — Андрей срезал ещё два лопуховых листа и принялся мастерить защиту от солнечных лучей, сшивая края стеблем травы; Марта присела рядом. — Я нескоко раз замечал, — рассуждал он вслух: — когда долго сидишь в лодке — ну, например, с удочками — ути подплывают совсем близко. Не токо они — и лысухи, и нырки тожеть. Но стоит громко чихнуть, как они всей стаей взмывают и уносятся в другое место. Смекаешь? Наш лётчик таким вот образом должен обязательно себя обнаружить!
— Хорошо бы…
— Это наш главный магнитик. Ну, а не сработает и он, останется последнее средство: обойти вокруг зарослей, покричать, посвистеть; услышит — откликнется. Как думаешь?
— Не знаю… Как ты, так и я, — надо же что-то делать.
Она до крови расчесала ноги выше щиколоток, на что Андрей заметил: — Можно подумать, что тебя покусали осы. Натяни шаровары пониже, а то больно по вкусу пришлась нашим комарикам.
— Тобой они тоже, между прочим, не брезгуют. У тебя разве после них не чешется?
— Не так, чтоб очень. У нас, наверно, выработалось на них противоядие. Но у меня имеется и кой-что другое. — Поднялся, сдвинул охапку старого камыша и извлек кусок дернины. Из углубления достал крышку от выварки, затем резиновые сапоги. — Они хуть и дырявые, но ноги от комарья спасают.
Становилось невыносимо жарко, заливал пот. Вид у Марты стал довольно жалкий, и он спросил:
— Небось, и не рада уже, что напросилась в помощницы?
— Я, наверное, на мокрую курицу похожа? Нет, нисколечко не жалею.
— Ну и хорошо. Дальше сделаем так. Отсюда, с вершины курганчика, всё видно, как на ладони. Ты станешь вести наблюдение со стороны хутора, садись спиной к солнцу, чтоб не пекло в лицо. А я — от гор. Задача такая: быть всё время начеку и вовремя заметить, откудова взлетят хотя бы пятеро-шестеро утей. Тут они летают часто, но которые вспугнутые, те обычно ещё и крякают.
— И долго будем так вот ждать?
— Надо бы не меньше двух часов. До вечера ещё далеко, часов пять останется и на поиски, ежели что. За это время мы обследуем пол-лимана.
Между тем солнце перевалило за полдень и пекло так, словно вознамерилось поджарить не только ребят, но и всё живое на островке. Несмотря на близость воды листья лопухов начали обвисать, как ошпаренные кипятком. Барашковое облако порой набросит благодатную тень, при этом ветерок тоже вроде посвежеет, только всё это на короткое время. Слышно, как Марта (они сидят спиной друг к дружке) то и дело вытирается платьем; у Андрея цветастая блуза — хоть выжми.