Я удивился. Никогда не воображал себя объектом женской страсти или желания. И не воспринимал Нортона как приманку для ловли на живца. Неужели в мире все так плохо, что люди общаются друг с другом, только если им что-нибудь нужно? Например, спутник жизни. Невероятно.
Неожиданно, словно по сигналу, чья-то рука резко опустилась предо мной и схватила моллюска — моего моллюска — с пластиковой тарелки.
Подняв голову, я увидел привлекательную женщину лет двадцати семи с моллюском в руках. Она была одета — не забывайте, все происходило несколько лет назад — в майку на манер героини из «Танца-вспышки». Этим летом мне грозило близко познакомиться с подобным стилем в одежде. В сонном местечке, вроде Файер-Айленда, расположенном близко от Манхэттена, меня всегда поражало, как быстро в него проникают всевозможные новомодные причуды. Из них лично мне больше всего нравится игра «Кадима». Ее также можно назвать «Глупейшей из когда-либо изобретенных игр». У каждого из двух или трех участников деревянная ракетка и твердый черный резиновый мячик. Цель игры — по-обезьяньи встать на пляже, желательно в самом центре его многолюдной части, и надоедать людям, которые пытаются заниматься своими делами. Игроки перекидывают мяч друг другу, не позволяя ему коснуться песка. Здесь нет сетки, аутов, очков, нет других правил, кроме тех, про которые я уже рассказал. Главное — громкий раздражающий стук, который отражается эхом каждый раз, когда мяч ударяется о ракетку. Звучит забавно, не так ли? Поверьте, тем летом «Кадима» была отличным развлечением на океанском побережье.
Но вернемся к похитительнице моллюска.
Ее майка была специально разорвана у горла, обнажая загоревшее плечо (и не только его), на котором красовалась крохотная татуировка. Меня охватил иррациональный страх, что при очень близком ее изучении я обнаружу на ней написанную мельчайшими буквами надпись: «Жизнь — это пляж». Поэтому я отвел взгляд или по крайней мере сфокусировал его на моллюске.
— Я знала, что человек с таким милым котом, — начала она, — не будет против поделиться едой. Я очень проголодалась.
Женщина продемонстрировала все свои зубы, одарив меня самой дружелюбной улыбкой, какую я когда-либо получал. Она произвела бы на меня еще больший эффект, если бы не десны, которые, казалось, начинались ото лба и спускались чуть ли не до колен.
— Извините, вы не могли бы вернуть то, что взяли с моей тарелки? — вежливо попросил я.
Она снова сверкнула зубами, только на сей раз между ними зажала маленького жареного моллюска.
— Какой породы у вас кот?
Я не ответил. Я наблюдал, как женщина жует.
— Почему у него уши опущены вниз? Он напуган?
Я покачал головой. Она сглотнула, а я проследил за тем, как маленький комок скользнул по ее гортани и скрылся из виду.
— Вы дали ему успокоительное? Как он может так спокойно сидеть?
И в следующее мгновение ее унизанные драгоценными кольцами загорелые пальцы опять потянулись к моей тарелке. Я поднял руку, чтобы помешать ей. Наши пальцы на мгновение переплелись… Но женщина опять сверкнула своей ослепительной улыбкой, которая слегка померкла, когда я крикнул:
— Прикоснешься к еще одному моллюску, и ты умрешь!
Полагаю, она посчитала это шуткой, потому что попыталась высвободить свою руку и совершить очередное покушение на мой ужин.
— Не хочу показаться грубым, — продолжил я, мастерски подражая спокойствию Клинта Иствуда, — но я очень голоден. Я купил этих моллюсков и имею право съесть их всех, за исключением тех, которых скормлю своему коту. Не возражаю, если он возьмет одного из них, потому что я его знаю. А с вами я не знаком. Если вы попытаетесь залезть в мою тарелку, боюсь, мне придется выяснить, где вы живете, проникнуть туда среди ночи и сломать вам большие пальцы.
Я сымитировал все с точностью, кроме последней фразы «Повезет ли мне? Ну повезет ли, подонок?». И похоже, это сработало.
Женщина медленно отошла, решив, что флиртовала с паромным Тедом Банди, и исчезла в толпе.
Я взглянул на кота, лежавшего у меня на плече. Он мяукнул.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, приятель, — улыбнулся я. — Полагаю, мы еще не готовы к встречам одиночек.
Следующее утро было днем «Икс». Скоро Нортон окажется на побережье.
И он об этом знал. Не спрашивайте откуда, он просто знал, и все. Я привык ожидать от него чего-нибудь подобного. Казалось, он всегда знал, когда нам что-то предстоит: собираюсь ли я в поездку, отправится ли он со мной, произошло ли какое-то печальное событие или нас ждет нечто радостное. Не знай я лучше, то поклялся бы, что где-то в квартире у него припрятан календарь. Из-за того что Нортон все больше входил во вкус от прогулок по пляжу в уик-энд, изменился даже его утренний распорядок. С понедельника по среду мы, как обычно, начинали свой день с валяния в постели, прижавшись друг к другу, после чего я вытаскивал себя из кровати, а Нортон несся в кухню, запрыгивал на стол и терпеливо дожидался, пока я его покормлю. А по пятницам его путь был тот же самый — с кровати, через дверь спальни, обогнуть угол, резко повернуть направо, пересечь гостиную, пройти мимо входной двери и забежать в кухню, — только он резко тормозил перед дверью и замирал в напряженном ожидании. В этот день Нортон пренебрег даже завтраком. Все, что он хотел, — это отправиться в дорогу.