В общем, у меня получился следующий список:
1. Я никогда не буду голосовать за республиканцев.
2. Любовь обычно не выдерживает пристальной проверки.
3 …за исключением бейсбола. Я обожаю бейсбол — смотрю матчи, слушаю по радио, обсуждаю их, читаю сводки. Я — бейсбольный фанат.
4. В целом жизнь — грустная штука с еще более печальным концом, и меня вполне устраивает все, что делает ее немного ярче. Особенно если это нечто смешное.
5. Мне не нравится быть частью чего-либо — религии, игры в софтбол, корпорации, правительства… Как только кто-нибудь становится чем-нибудь, я склонен поставить на нем или ней крест.
6. Дружбу необходимо заслужить. Она имеет важное значение. Не стоит растрачивать ее на того, кому она не нужна, кто не ответит на нее. Насколько я могу судить, у людей разный жизненный опыт.
7. Здесь нет особых причин для жестокости.
8. Я всегда предпочту забавное и разумное чему-либо приятному и благовоспитанному.
9. Мне безразлично, что говорят другие: я считаю Мэрил Стрип плохой актрисой.
10. Ненавижу кошек.
Спустя годы лишь немногие из этих принципов остались неизменными. И вдобавок ко всему среди них есть пункт, который настолько смехотворен, что непонятно, как такое вообще пришло мне на ум, не говоря о том, чтобы я смог высказаться об этом или написать.
Первый, третий, шестой и седьмой пункты не изменились.
Четвертый пункт, по сути, остался тем же, у меня лишь нет четкого определения для слова «все». Существуют ужасные вещи, о которых я не задумывался, составляя свой список: овсяные хлопья, крэк, журнал «Пипл» с его статьями о лечащихся от алкоголизма знаменитостях, уличные банды, сиквелы и колонка Эйб Розенталь в «Нью-Йорк таймс».
Не все просто и с восьмым и девятым пунктами. Теперь восьмой пункт во многом зависит от моего настроения и от того, насколько тяжелым выдался день. А австралийский акцент Мэрил Стрип раздражает.
Пятый пункт частично изменился. Я нашел кое-что, к чему готов присоединиться.
Второй пункт безусловно связан с пятым, что в дальнейшем станет более очевидным, но удивительнее всего, что оба они изменились из-за пункта десять.
Итак, пункт десять…
Вот мы и добрались до моей юношеской глупой ошибки — утверждения, высказанного с таким невежеством, которое не укладывается в голове.
Конечно, теперь у меня есть кот. Нортон.
Немногие животные — да и люди — удостаивались такого же обращения, как он.
Если мне пора отправляться на боковую, а он спит посередине кровати, то я без возражений сворачиваюсь калачиком в уголке матраса, радостно бросая вызов затекшей шее и болям в спине, лишь бы не потревожить его сон.
Куда бы я ни пошел, я всегда беру Нортона с собой. Он катался на лыжах в Вермонте, присутствовал на писательской конференции в Сан-Диего, посетил лучший ресторан в Амстердаме и регулярно летал в Париж. Когда моя помощница звонит в известный в горах отель, чтобы зарезервировать номер для мистера Гитерса, портье обязательно задает вопрос: «Avec son chat?»[1]
Я купил дом в Саг-Харборе, настоящем Бедфорд-Фоллс,[2] расположенном на Лонг-Айленде. Несмотря на множество смягчающих обстоятельств, главной и скрытой причиной покупки явилась любовь моего кота к прогулкам по саду.
Одна подружка даже рассталась со мной, считая, что я люблю Нортона больше, чем ее (и это действительно так). Я не поехал в отпуск на свой любимый курорт, поскольку в отеле отказались принять маленького и очень воспитанного представителя семейства кошачьих.
Я беспокоюсь о коте, говорю о нем и с ним, кстати, доходя порой до идиотизма. А если он не спит на моей подушке, где я мог бы достать его рукой — что случается, как правило, раз в неделю, — то всю ночь я не могу заснуть и ворочаюсь с боку на бок. Меня искренне беспокоит, не обидел ли я его чем-нибудь.
Иногда — и мне тяжело далось это признание — я позволяю котику есть с моей ложки. В основном мороженое или йогурт. Больше всего ему нравится шоколадный вкус, и очень забавно наблюдать за тем, когда он решает вылизать ложку дочиста.
Однако это не было игрой в одни ворота. Он совершает поступки, необычные для кота. Ходит со мной на прогулки. Без поводка. На пляже, когда нет машин, которые могли бы его встревожить, кот преодолевает до трех километров. Бежит позади меня или впереди. Его рекордная дистанция — три квартала, которые он пробегает до супермаркета, в который я хожу каждое воскресенье за продуктами.
Нортон будет ждать везде, где бы я его не оставил. В отеле я мог оставить его около бассейна или в саду и позволить играть там весь день. Когда я выхожу забрать кота, а его нигде не видно, стоит позвать или свистнуть, он сразу откликается мяуканьем и выскакивает из своего тайного убежища, торопясь присоединиться ко мне. Я убежден, что мог бы на год оставить кота в африканских джунглях, а вернувшись и отыскав куст, куда он поспешил залезть, нашел бы его там.