Начну я с приезда барона фон Мюллера.
Глава первая
Рентендорф — небольшая деревушка, затерявшаяся среди лесов и холмов Тюрингии, лежала в стороне от главных проезжих дорог. Ни в ней самой, ни поблизости от нее не было старинных рыцарских замков или каких-то других достопримечательностей, ради которых стоило бы приезжать сюда.
Но немало людей все-таки проделывали длинный и утомительный путь, чтоб попасть в эту небольшую тюрингскую деревню. Местные жители уже привыкли к этому и знали, что приезжают к пастору Христиану Людвигу Брему совсем не для того, чтоб исповедаться или поговорить о боге.
Пастор местного прихода Христиан Людвиг Брем был человеком уважаемым не только в Рентендорфе — его честность и благородство, доброта и отзывчивость снискали ему популярность далеко за пределами деревенского округа, именно за это ценили его прихожане. И очень немногие знали, что их духовный наставник — известный ученый, один из крупнейших в Европе знатоков птиц, один из основоположников науки о птицах — орнитологии, что он почетный член различных научных обществ, что его приглашают на заседания в Иенский университет и к его мнению прислушиваются самые знаменитые профессора. А его трехтомное сочинение «Материалы к познанию птиц», «Монография попугаев» и другие книги были хорошо известны ученым и любителям природы.
Всего этого крестьяне, конечно, не знали. И не следует тому удивляться: ведь сто с лишним лет назад наука была достоянием очень немногих, смысл и значение ее были понятны далеко не всякому, ученые, нередко жившие в нищете, считались чудаками. Видимо, чудаковатым считали прихожане рентендорфского церковного прихода и своего пастора — как-то непонятно им было, зачем пастор столько времени проводит в лесу, зачем столько сил тратит на изготовление чучел, почему так подолгу и так внимательно наблюдает за какой-то малоприметной пичугой, устроившей свое гнездо под стрехой сарая. Но прихожане прощали своему наставнику эти «чудачества» — у кого их нет? — и ласково называли Христиана Брема «птичьим пастором».
Однако приехавший в то весеннее утро 1847 года в Рентендорф барон Джон фон Мюллер был иного мнения о местном пасторе. Он никогда не видел Христиана Людвига Брема, но знал о нем больше, чем прихожане, регулярно слушавшие проповеди пастора и исповедовавшиеся ему в грехах.
Джон Мюллер (так почему-то называл он себя на английский манер, хотя от рождения носил имя Иоганн Вильгельм) был человеком богатым. Его дед в молодости эмигрировал в Южную Африку, нажил там большие деньги и, вернувшись на родину, купил старинный рыцарский замок под Вюртембергом, а заодно и баронский титул.
Дед Мюллера был доволен судьбой, но внуку богатства и денег оказалось недостаточно. Ему еще нужна была слава, причем обязательно слава ученого.
И вот, окончив в 1845 году университет, девятнадцатилетний барон отправляется в путешествие. Для начала он выбрал Алжир и Марокко. Правда, первое путешествие не прославило барона, не сделало его имя известным среди ученых. Однако барон не собирался отступать. Что ж, у него достаточно денег, достаточно упорства, он еще очень молод и добьется своего.
И Мюллер активно занялся подготовкой новой экспедиции. Но если денег, энергии и желания у барона было более чем достаточно, то знаний ему явно не хватало.
И тогда, поразмыслив и посоветовавшись со сведущими людьми, решил Мюллер отправиться к знаменитому орнитологу пастору Брему.
…Оставив экипаж на крохотной деревенской площади, рядом с трактиром, на вывеске которого красовался большой красный петух, барон медленно стал подниматься по узенькой крутой улочке к пасторскому дому, едва видневшемуся среди густой зелени деревьев.
Миновав маленькое кладбище, барон остановился и огляделся. Сзади и чуть внизу осталась деревня, прямо перед ним возвышалась небольшая церковь и пасторский домик, а дальше, почти сразу за домиком, поднималась зеленая стена леса.
Высокий широкоплечий человек вышел из дома и не торопясь направился навстречу барону. Мюллер сразу понял, что перед ним пастор, хотя почему-то представлял его себе совсем иным. Может быть, виной тому была черная бархатная шапочка, которая придавала Брему слишком домашний вид и которая так не вязалась с мужественным выражением его обветренного лица.