— Но ведь и доходы мы имеем благодаря господину директору, — пробовал кто-нибудь вступиться за Брема.
Однако Майер не сдавался. Он распустил слух, что Брем, вместо того чтобы проводить все время в зоопарке, сидит в своем кабинете и пишет, получая деньги и за свое директорство, и за свои литературные труды. Это была явная ложь, потому что все время, с утра до позднего вечера, отдавал Брем своему детищу. И лишь ночью садился он за письменный стол, чтоб работать над тем, о чем уже давно мечтал, что считал важнейшим делом своей жизни.
Клевета, даже явная, разъедала души людей, как ржавчина железо. И все больше и больше акционеров начинали косо поглядывать на директора зоопарка.
Друзья Брема советовали ему поменьше вступать в споры с Майером и членами попечительского совета, предупреждали его об опасности. Но не таков был Брем — не думая о последствиях, он вступал в споры, он по-прежнему требовал, чтоб совет отпускал деньги на усовершенствование зоопарка, не считаясь ни с чем, он говорил в глаза правду, шел напролом, не признавая дипломатических ходов. Таков был Альфред Брем.
Но хозяева зоопарка больше не хотели считаться с ним. Под влиянием Майера они решили, что Брем сделал свое дело — организовал зоопарк, создал ему славу, и теперь можно расстаться с господином директором.
Тучи сгущались над головой Брема. Требовался лишь предлог, чтоб попечительский совет предложил ему покинуть службу. И такой повод нашелся. Брем давно добился того, чтоб сторожа не дразнили на потеху публике животных. Одних, наиболее жестоких, он уволил, другие побаивались крутого нрава директора, и над клетками хищников уже не раздавался яростный или жалобный рев. И вдруг однажды в открытое окно директорского кабинета донесся отчаянный медвежий вопль. Недавно Брем купил старую медведицу, которая долго работала в цирке, но одряхлела и почти ослепла. Купил он ее не потому, что уж так нужны были медведи в Гамбургском зоопарке — их было достаточно, а потому, что хозяин цирка собирался ее застрелить. Брему стало жалко добродушное, совершенно ручное животное. Он решил, что хозяева не разорятся, если в зоопарке появится еще один медведь.
Брему не пришлось жалеть о приобретении: отдохнув, медведица стала всеобщей любимицей — проделывала перед зрителями различные цирковые трюки и, услышав аплодисменты или получив угощение, уморительно раскланивалась. И вот сейчас он услышал отчаянный, полный боли и горечи крик медведицы.
Через минуту Брем был уже у клетки, в толпе, горячо обсуждавшей происшествие. Брем сразу понял, что произошло, не мог лишь понять, кто из двух — сторож или старший смотритель — они оба были здесь — ткнул палкой в глаз зверю. Старший смотритель, увидав директора, очень разволновался и стал кричать, что сторож издевается над животным и его надо немедленно наказать. Сторож — молодой парень — испуганно поглядывал то на старшего смотрителя, то на директора и что-то невнятно бормотал.
— Господин директор, — услышал вдруг за спиной Брем, — виноват во всем я!
Брем резко обернулся. Перед ним стоял изысканно одетый молодой человек, окруженный такими же нарядными молодыми женщинами.
— Да, именно я, — улыбаясь и не вынимая изо рта сигары, продолжал молодой человек. — Я попросил одного из них — кого, не имеет значения, — развлечь моих спутниц и разозлить медведя. Надеюсь, за свои деньги я имею право на такую просьбу? — и, не дождавшись ответа, продолжал: — К сожалению, исполнитель моей просьбы переусердствовал, попал в глаз зверю палкой. Но какое это имеет значение? Ну, пристрелите этого медведя, я готов оплатить убытки…
Брем ничего не ответил, лишь скрипнул зубами и молча направился в клетку медведицы. Она тихонько постанывала и терла лапой морду, размазывая кровь. Когда Брем вошел в клетку, она подняла голову и посмотрела на него единственным глазом. И было столько в этом взгляде тоски, горя, недоумения и боли, что Брем невольно отвернулся, — ему казалось, что зверь спрашивает: ну за что? Почему? Что я сделал людям плохого?
Брем осмотрел искалеченную морду зверя и обвел взглядом молчаливо стоящих у клетки людей. Увидав молодого сторожа, он поманил его. Сторож, не очень смело, но все-таки вошел в клетку. Медведица потянула носом воздух и отвернулась.
— А теперь вы! — приказал Брем старшему смотрителю.
Поколебавшись, тот тоже направился к клетке, но едва он вошел — медведица вздыбила шерсть и рявкнула так, что старший смотритель буквально вылетел из клетки.
— Ясно, — глухо сказал Брем, — вы, — обратился он к сторожу, — быстро ступайте за врачом. А вы, — он повернулся к бледному смотрителю, стоящему за спиной молодого человека, — немедленно убирайтесь отсюда! Вы уволены. Расчет получите в конторе.