В загробную жизнь никто из команды не верил и все же ночью кое-кому, кто проходил по коридору мимо комнаты индуса, казалось в темноте, что за ним бесшумно следует индус.
Ночью на судне люди вертятся на палубе меньше, чем днем. Через каждые четыре часа идут на вахты, идут с вахт и ходят по разным служебным и неслужебным надобностям. К этим шатающимся людям никогда раньше никто не присматривался. Но после разговоров о том, что индус, может быть, появится опять на судне, все, даже не веря в эту возможность, стали вдруг подозрительно всматриваться в каждую людскую фигуру, одиноко двигающуюся в темноте по палубе или по коридору.
На следующий день во время завтрака третьей вахты, когда разговор опять завертелся вокруг темы об исчезновении индуса, долго молчавший эстонец Олаф на ломаном русском языке серьезно заявил вдруг:
— Нет, я хорошо знаю, что индус утонул и никогда мы его уже не увидим.
— Откуда ты знаешь? — спросил кто-то. — Во сне видел, что ли?
— Не во сне, а знаю. Хорошо знаю, что утонул, и знаю даже, от чего, и это очень просто, — упорно твердил Олаф.
— Ни черта ты не знаешь, — недовольно буркнул опять кто-то. — Пятьдесят душ до сих пор ничего не придумали, а вот он… С твоей головой…
— А вот все равно знаю, — не унимался Олаф. — Вы все пятьдесят душ и все дураки, а я вот знаю.
— Да говори уж, умный, говори, черт с тобой.
И Олаф не спеша и безобидно спросил вдруг:
— Вы слыхали когда-нибудь о лунатиках?
— Слыхали, — с изумлением от догадки ответили чуть ли не все кочегары.
— Ну так вот: если он был лунатиком, так он мог лазить везде. Мог ходить по планширу и, конечно, мог свалиться за борт. Я думаю, что с ним так и случилось…
Эта мысль Олафа показалась всем настолько правдоподобной, что сперва никто не нашелся что сказать, все только с удивлением смотрели на губатого Олафа.
— А ведь губатый черт, похоже, что и правду говорит, — нарушил молчание, как бы очнувшись от удивления, кочегар Ростов.
Вслед за Ростовым заговорили все. Начали припоминать вдруг и рассказывать эпизоды о лунатиках, соглашаться с тем, что индус действительно мог стать жертвой лунатизма, и удивляться тому, что никто не догадался подумать об этом раньше. Через каких-нибудь полчаса догадка Олафа стала достоянием всего судна и все, казалось, были даже рады тому, что все вдруг разъяснилось так неожиданно просто.
Только вернувшийся с вахты вечный скептик Бородин, выслушав новые предположения об исчезновении индуса, подумав немного, спокойно заметил:
— Чепуха все это… Если бы была лунная ночь, то это могло еще быть, а луны ведь нет уже несколько ночей… Лунатики бродят при луне только.
Это спокойное и авторитетное заявление Бородина как бы отрезвило всех от возбуждения и опять повергло в бестолковщину и путаницу прежних никого не удовлетворяющих предположений. Олафа за то, что так неожиданно подвел всех, на все корки, как водится, выругали.
На третий день по исчезновению индуса, когда третья и первая вахты после обеда валялись на койках, в кубрик вошел вдруг с широко осклабленной и вымазанной углем рожей кочегар из второй вахты Акулов.
— Лежите? — широко улыбаясь и интригующе обводя всех глазами, спросил он у лежавших.
— Лежим, а тебе что? — спросил у Акулова, ни о чем не догадываясь, кто-то с койки.
— Нашелся, шельма, — не меняя застывшей улыбки на лице, заявил вдруг Акулов.
— Нашелся?! Кто нашелся? — заговорили сразу несколько человек, смутно догадываясь, в чем дело, и почти все лежавшие и дремавшие на койках люди поднялись с мест.
— Нашелся индус, шельма, — продолжал широко улыбаться Акулов.
Кочегары в чем были повскакивали с мест и тесным кольцом обступили грязного и мокрого Акулова.
— Где нашелся?… Что ты мелешь?… Какой индус?… Да врешь ты!.. Где он? — кричали все разом, напирая со всех сторон на Акулова.
— На котлах, — невинно обводя всех счастливыми глазами, сообщал Акулов.
— На котлах?! Да чего его черт понес на котлы?
— Он живой?
— Повесился?
— Живой…
— Да где он? Говори, где он?… Что ты тянешь, как… — нетерпеливо и сердито крикнул кто-то Акулову.
— Где он?… А сидит сейчас на четвертом номере трюма.
— На четвертом номере?!
Дальнейшего ответа от Акулова кочегары ждать не стали и густой лавой двинули в одних исподниках на шканцы к четвертому номеру трюма.