Примерно через месяц мы созвали совещание в кинозале у Джонсона. С собой у нас был один-единственный ролик с пленкой.
- А ролик зачем?
- Он-то и объяснит вам причину всей нашей скрытности. Киномеханика звать не надо. Фильм прокручу я сам, посмотрим, что вы о нем скажете.
Все недовольно поморщились.
- Ох и надоела мне эта детская игра в кошки-мышки, - фыркнул Кесслер.
По пути в кинобудку я услышал голос Майка: - Не более, чем мне.
Из будки мне было видно только изображение на экране, и все. Я показал фильм, перемотал пленку и вернулся обратно в зал.
- И последнее, - сказал я. - Прежде чем мы приступим к обсуждению, прочтите вот этот документ. Он представляет собой заверенную и нотариально засвидетельствованную запись того, что было прочитано по губам персонажей, которых вы только что видели на экране. Кстати говоря, это не "персонажи" в литературном смысле слова, а вполне реальные люди. Вам только что был показан документальный фильм. Запись расскажет, о чем они говорили. Прочтите ее. В багажнике машины у нас с Майком лежит одна штуковина, и мы хотим ее вам показать. Мы вернемся, когда вы закончите чтение.
Майк помог мне перенести аппарат из машины в зал.
Мы вошли в дверь в тот миг, когда Кесслер с размаху швырнул запись подальше от себя. Листы запорхали в воздухе, а разъяренный Кесслер с воплем "что здесь происходит?" вскочил на ноги.
Не обращая на него внимания и игнорируя возбужденные вопросы остальных присутствующих, мы подключили аппарат к ближайшей розетке.
Майк взглянул на меня: - Есть какие-нибудь пожелания?
Я мотнул головой и предложил Джонсону замолчать хотя бы на минуту. Майк откинул крышку и, помедлив, взялся за ручку настройки. Я толкнул Джонсона в кресло и выключил свет. В комнате стало темно. Джонсон взглянул мне через плечо и замер с открытым ртом. Было слышно, как Бернстейн от изумления тихо выругался.
Я обернулся посмотреть, что же показывает Майк.
Зрелище было впечатляющее. Он начал с крыши кинофабрики Джонсона, а затем стал стремительно подниматься в небо. Все выше, выше, выше, пока Лос-Анджелес не превратился в маленькое пятнышко на гигантском шаре.
На горизонте виднелись Скалистые горы. Джонсон больно схватил меня за руку и заорал: - Что это? Что? Прекратите!
Майк выключил аппарат.
Можете представить себе, что было дальше. Все отказывались верить своим глазам. Не верили и терпеливым объяснениям Майка. Ему пришлось еще дважды включать аппарат и, в частности, показать юные годы Кесслера.
Затем наступила реакция.
Маррс не переставая курил. Бернстейн нервно вертел авторучку. Джонсон метался по залу как тигр в клетке, что-то бормоча себе под нос, а дюжий Кесслер мрачно глядел на аппарат и не говорил ни слова. Наконец Джонсон остановился и потряс кулаком под носом у Майка.
- Парень! Ты отдаешь себе отчет в том, что у тебя в руках? Зачем тратить время и ходить вокруг да около? Разве тебе не понятно, что ты изобрел рычаг, которым можно перевернуть мир? Да знай я раньше...
Майк призвал на помощь меня: - Эд, растолкуй этому дикарю.
Я растолковал. Не помню точно, что я говорил, да это и не важно. Но я рассказал, как мы начинали, как распланировали первые свои шаги и что собираемся предпринять дальше. В заключение я изложил им задачу фильма, который был показан несколько минут назад.
Джонсон отпрянул от меня как от змеи: - Это вам так просто с рук не сойдет! Вас повесят - если еще раньше не линчуют!
- По-вашему, мы этого не знаем? Думаете, мы не готовы пойти на риск?
Джонсон рванул свои редеющие волосы. В разговор вмешался Маррс: Дайте мне с ним поговорить. - Он подошел и в упор посмотрел на нас. Честное слово? Без дураков? Вы намерены сделать фильм вроде этого и подставить себя под удар? Намерены передать этот... эту штуковину людям всего мира?
- Именно так, - кивнул я.
- И пустить на ветер все, что вы нажили? - Маррс был совершенно серьезен, я тоже. Он повернулся к остальным. - Эд не шутит! Они действительно намерены так поступить!
- Не пройдет! - заметил Бернстейн.
Началась перепалка. Я пытался убедить их, что мы избрали единственно возможный путь.
- Разве вам безразлично, в каком мире жить? Или вам вовсе жить надоело?
- А долго ли нам суждено жить, - ворчливо возразил Джонсон, - если мы сделаем фильм вроде этого? Вы с ума сошли! А я - нет. И я не собираюсь совать голову в петлю.
- Как вы думаете, почему мы так настойчиво обговаривали вопрос о рекламе, об ответственности за режиссуру и производство? Вы же будете делать только то, что обусловлено контрактом. Мы отнюдь не хотим выкручивать вам руки, но вы же сколотили состояние, каждый из вас, работая с нами. А теперь, когда становится жарко, вы решили дать задний ход!
Маррс сдался: - Может, вы правы, может, нет. Может, вы сошли с ума, может, я. Но я всегда себе говорил: в жизни все надо разок испытать. Берни, а как ты?
Бернстейн высказался весьма резко: - Вы видели, что творилось во время второй мировой войны. Возможно, это выход. А там не знаю. Не знаю... но мне будет противно думать, что я ничего не пытался предпринять. Считайте, что я - за!
- Кесслер?
Тот повернул голову: - Детский вопрос! Разве можно жить вечно? Но кто захочет упустить такой шанс?
Джонсон развел руками: - Будем надеяться, что нас всех посадят в одну камеру. Ладно, давайте все дружно сходить с ума.
На том и порешили.
Мы энергично взялись за работу, воодушевленные общей надеждой и взаимопониманием. За четыре месяца чтецы по губам справились со своей задачей. Нет смысла подробно описывать здесь, как они воспринимали тот взрывоопасный материал, который ежедневно диктовали Соренсону. Для их же собственного блага мы хранили от них в тайне конечную цель и, когда работа была закончена, переправили их через границу в Мексику на небольшое ранчо, арендованное Джонсоном. В свое время они нам еще понадобятся.
Сотрудники, печатавшие копии фильма, работали сверхурочно, а Маррс вообще вкалывал как одержимый. Пресса и радио без умолку кричали о том, что во всех крупнейших городах мира одновременно состоится премьера нашего нового фильма. Последнего из задуманных. Многие строили вслух догадки насчет слова "задуманных". Мы подогревали всеобщее любопытство, отказываясь заранее сообщать чтолибо о содержании картины, а Джонсон сумел разжечь в своих людях такой пылкий энтузиазм, что из них можно было выудить разве что предположения. Выход фильма на экран мы приурочили к воскресному дню. В понедельник грянула буря.
Интересно, сколько копий этого фильма уцелело доныне. Интересно, много ли их избежало конфискации и сожжения. Мы рассказали там о двух мировых войнах, вскрыли их неприглядную подоплеку, о которой до сих пор можно было прочесть лишь в немногих книгах, упрятанных в темные подсобки библиотек. Мы показали и поименно назвали поджигателей войны, прожженных циников, которые подписывали договоры, улыбались и лгали; шовинистов, которые использовали пропагандистскую шумиху и прикрывали национальным флагом отвратительные зверства, в то время как для миллионов людей жизнь оборачивалась смертью. Подлецы внутри страны и за рубежом, затаившиеся, двуличные, также попали в фильм. Специалисты по чтению с губ отлично справились со своей задачей высказывания исторических персонажей в фильме были не догадками, не умозаключениями, выстроенными на основе отдельных фактов и отрывочных документальных сведений о той зловещей эпохе: их подлинные слова разоблачали предательство, загримированное под патриотизм.
В других странах демонстрация фильма длилась всего один день. Как правило, в отместку за наложенный запрет взбешенная толпа разносила кинотеатры. (Маррс, кстати говоря, потратил сотни тысяч на подкуп чиновников, чтобы добиться разрешения на показ фильма без предварительной цензуры.) Там, где фильм запретили или уничтожили, на улицах и в кафе мгновенно появились письменные аннотации его содержания. Тайком изготовленные копии проносили мимо таможенников, а те нарочито смотрели в другую сторону. Одна королевская фамилия сбежала в Швейцарию.